Иванушка Первый, или Время чародея
Шрифт:
Лена сверкнула своими колдовскими глазами, а потом, как ни в чём не бывало, пошла на кухню. Ну и я следом.
Я сел на табуретку. Лена плеснула мне компота из кастрюли в крохотную чашку.
– Пей! – скомандовала Елена Прекрасная, а потом спросила: – Ну как? Ты осознал свою ошибку?
– Какую ошибку? – я снова притворился дурачком.
– Какую?! – она сделала большие глаза. – Зеркало когда принесёшь?
И тут я выдал:
– А когда ты мой сундук вернёшь! Или хотя бы то, что в нём было.
– Вань! Да чего ты ко мне пристал? –
Должен сознаться, я почти поверил ей, как вдруг раздался звонок её мобильника. Она зыркнула на экран, сказала: «Я сейчас» и удалилась в свою комнату.
И тут я увидел на холодильнике одну из ёлочных игрушек, которые нашёл в волшебном сундуке на чердаке. Я её хорошо запомнил, потому что это был забавный заяц в большом колпаке с бубенчиками. Очень старая игрушка, такую сейчас не купишь. Мне, во всяком случае, зайцы с бубенчиками никогда не попадались.
На кухне было слышно, как Лена говорит по мобильнику, но она отвечала только «да» и «нет», и я никак не мог понять, о чём разговор. Наконец она вернулась, без мобильника, и я спросил совершенно спокойно, словно меня это не касается, просто чтобы поддержать беседу:
– Старая игрушка. Заяц с бубенчиками.
– Да, – ответила Лена рассеянно. – Это ёлочная игрушка моей бабушки.
– Ага, – сказал я. – Точно такой заяц был в моём сундуке с чердака.
Лена вздрогнула, а я продолжал:
– Кстати, любая экспертиза обнаружит мои отпечатки пальцев на этом зайце.
– Глупости! – разозлилась Ленка. – Какая ещё экспертиза?!
– Кри-ми-на-лис-ти-чес-кая, – произнёс я по слогам, не потому, что хотел подчеркнуть всю важность момента, просто слово сложное, я на нём всегда спотыкаюсь.
– Дурак ты! – сказала Ленка. – Кто её делать будет, экспертизу эту?
– А я твоего папу попрошу, – усмехнулся я.
– Тоже мне умник нашёлся! – вдруг закричала она. – Может, ты этого зайца только что трогал! И всего заляпал своими пальцами!
– Где сундук? – я повысил голос. – Где ты его хранишь? Где закопала?
Я внюхался по старой привычке, но никакого запаха сундука не учуял.
– Ой, не могу! – засмеялась она. – Нюхач!
– Я всё равно его найду, – пообещал я.
– Ты за этим сюда пришёл? – спросила она угрожающе. – Сейчас позвоню папе, он тебя мигом приструнит!
Она побежала в свою комнату за мобильником, а я схватил с холодильника ёлочного зайца и бросил его в раскрытый рюкзак.
Лена вернулась, названивая или делая вид, что звонит своему отцу-полицейскому.
– Вали давай! – крикнула она, и в этот момент стала похожа на болотную кикимору.
Я медлил.
– Пошевеливайся! – крикнула она и толкнула меня в спину.
– Всем привет! – сказал я, вылетев на лестничную площадку.
Дверь за мной с грохотом захлопнулась.
– Ну и ладно, – пробормотал я. – Улика есть, теперь осталось определить состав преступления.
И всё-таки настроение
О чём ещё она мечтает, я так и не додумал, потому что дошёл до нашего домика и наткнулся на соседа-бухгалтера. Пупса мне только не хватало для полного счастья!
А он кивнул мне и с иронией произнёс:
– Судя по вашей постной физиономии, молодой человек, у вас первая любовь!
И захихикал, ужасно противно. Я что есть силы пнул миску, из которой Чёрный кот лакал молоко, и поскорее нырнул в нашу дверь, чтобы не уподобиться Ленке – не наговорить соседу гадостей. Он-то ни в чём не виноват. Правда, глупый, но ведь не всегда.
Я умылся и достал из ящика письменного стола этюд – мама всё так же весело улыбалась своему жениху, а тот всё так же нежно смотрел на невесту.
Это моя мама – Мария Семёновна Ивашова – и Геннадий Соловьёв. А отчества его я не знаю.
Наверное, они очень сильно любили друг друга.
И, может быть, Соловей – мой отец. Только где же он был раньше? Ах да, в Москве! Не знал, наверное, что у него есть сын, то есть я.
Но почему? Почему они это сделали? Почему взрослые люди не понимают, что так нельзя?! Что, когда на свет должен появиться ребёнок, а родители расстаются, больше не вернёшь радостной и счастливой жизни. Будет совсем другая жизнь, не такая, как когда все вместе.
Я горько вздохнул. Одна надежда, что это не мой отец. Не нужен мне такой отец, который даже ни разу не захотел меня увидеть.
Как-то раз мама сказала, что папа был лётчиком и погиб. Я поверил. Так удобней – верить. Хотя любому понятно, что мой папа никаким лётчиком ни на каком Севере не был и не затерялся там в полярной ночи.
Я пошёл на кухню, потому что ужасно проголодался от всех этих переживаний. На столе лежала луковица, видно, мама забыла положить её в холодильник.
Я достал из хлебницы булку с изюмом и слопал её вместе с луковицей. Луковица была такой горькой, что не спасла даже булка. У меня слёзы из глаз покатились, а в это время Пупс за стеной начал играть на фортепиано. Что-то ужасно грустное и тревожное. Кажется, Вивальди. Или Моцарта… Я разучился узнавать мелодии.
Потом я уснул. И увидел сон. А может, и не сон. Может, Чёрный кот и вправду приходил ко мне и вёл свои разговоры. В этой жизни бывает всякое.
Чёрный кот улёгся на мои тапочки и произнёс:
– Вань, ты, главное, не пеРЖивай. Извини, я букву «е» не всегда выговариваю. Ты вот как думай: «Чтобы жить честно, надо рваться, путаться, биться, ошибаться, начинать и бросать, и опять начинать… А спокойствие – душевная подлость». Это не я сказал. Это Лев Толстой сказал. Величайший писатель в мире. Молока сегодня дашь? Пить охота.