Иванушка Первый, или Время чародея
Шрифт:
Я пропустил вопрос мимо ушей и быстро спросил:
– На обложке лев с золотой короной? И называется «Зе Кинг Артур»?
– Именно, – кивнул дядя Гриша.
У тебя спёрла?
– Спасибо, – ответил я и, не попрощавшись, выскочил из букинистического.
– Ну и куда мне теперь с этим идти? бормотал я, шагая в сторону её дома.
Я остановился на перекрёстке. Нет, так дело не пойдёт. Надо всё обдумать. Или с кем-нибудь посоветоваться. Одна голова, как говорится, хорошо, а две – хоть и не
– Вань! – услышал я откуда-то сверху.
Я поднял голову и увидел Петра, выглядывавшего из окна. Надо же, ноги сами привели меня к его дому. Расскажу всё художнику, он посоветует, как быть… Нет, не всё. Только про книгу… Да нет, просто спрошу про Лену, ведь она его племянница.
– Заходи! Если не торопишься, – позвал меня Пётр. – Чаем угощу, настоящим, мне из Индии привезли. И сушки вкусные, с бразильским орехом!
Через минуту он открыл мне дверь и, прихрамывая, провёл на кухню, разрисованную драконами и тиграми. На столе уже стояли две пиалы и прозрачный заварочный чайник с чаем.
– Что у вас с ногой? – спросил я.
– Да во время пробежки подвернул, решил дома посидеть, вроде как отпуск за свой счёт, – хмыкнул Пётр. – А ты чего какой-то озабоченный?
Неужели у меня всё на лице написано? Уже второй человек замечает.
– Рассказывай! Может, помогу чем, – Пётр разлил чай по пиалам. – Горячий, недавно заварил. Угощайся.
– А Лена – ваша родственница? – неожиданно спросил я.
– Какая Лена? – удивился Пётр, прихлёбывая из пиалы.
– Елена Прекрасная, – уточнил я. – Из моей школы.
– Никаких Елен Прекрасных и Василис Премудрых я не знаю, – улыбнулся Пётр.
Ага, и про Василису вспомнил! Что-то тут не так. А может, к слову пришлось? Сострил?
– А она говорила, что вы её дядя, – сказал я и соврал: – Что тату обещали сделать.
– Да нет, Вань, ты что-то путаешь, – он посмотрел на меня такими честными глазами, что я поверил. – У меня нет ни братьев, ни сестёр. Я единственный сын. Поэтому и племянниц у меня никогда не было.
– Наврала, значит, – произнёс я вслух.
– А кто это? – спросил Пётр. – Не дочка Гор Горыча Прекрасного – нашего главного полицейского? Такая же толстушка?
– Да, его дочка, – ответил я, – но она худая… Ну я пойду.
– А чай? – огорчился Пётр. – Ты даже не попробовал.
– Спасибо, я в другой раз. Вы не обижайтесь, я спешу. Мне надо.
– Ну как знаешь, а то смотри, индийский. Правда очень вкусный, – с надеждой добавил Пётр, но я уже направился к выходу.
Погода испортилась, и нагнало тучу во всё небо.
Не успел я отойти от подъезда, как у тротуара с грохотом притормозил Толян.
– Вань! Ну ты где?! Я тебя по всему городу ищу! Нам к бабке пора! – крикнул он.
Не дадут мне сегодня дойти до Елены Прекрасной!
– Я, наверное, не смогу, – попытался отказаться я. – Дел много!
– Да ты что? Какие дела? Сегодня
Если кто не знает, киднепинг – это похищение детей с целью выкупа. Пошутил Толян. Глупая шутка. А может, и не глупая. Может, я с этим сундуком вообще перестал юмор понимать.
Я сел на «Харлей», и мы помчались к особняку Соловья.
В тот вечер я рассказал будущей юбилярше сказку про жениха, которого царь послал за молодильными яблочками, на верную погибель, в Кащеево царство, чтобы к дочке царёвой не приставал. А тот оказался молодцом: сначала Бабу Ягу вокруг пальца обвёл, потом Змею Горынычу все бошки открутил, ну и, наконец, избавил заколдованную Царевну-лягушку от присутствия Кощея Бессмертного. Бабушке нашей сказка очень понравилась, она меня одарила кокосом, ананасом и связкой бананов с барского стола, а я сказал:
– Сказка ложь, да в ней намёк!
И замолчал. Заинтриговал старушку. Она посидела в своём кресле, покряхтела, а потом всё-таки не выдержала и проскрипела:
– Какой это такой намёк? И кому? Старушенциям дряхлым, что ли?
– Есть у меня друг, хороший человек. Вы его знаете. Толян это, – напомнил я.
– Ничего себе парнишка, – кивнула Глафира. – За нашей Викой увивается.
– Любят они друг друга, – сказал я. – Очень. Толя – Вику, а Вика – Толю. Как Ромео с Джульеттой.
– Знаю, – подтвердила Глафира. – И молодым палки в колёса вставлять не собираюсь.
– А у вас скоро юбилей, – напомнил я.
– Девяносто! – ответила Глафира. – И до ста доживу!
– Конечно, доживёте! – поддакнул я.
– Так чего надо-то? – Глафира уставилась на меня своими хитрыми глазками, но я не успел ответить, она хохотнула, видно, придумала что-то, и пообещала: – Быть твому Толику женихом нашим. Ты тока ему не говори. Ты ему скажи, чтоб на «Харлее» своём меня прокатил, тогда на юбилей-то и позову! А заодно и внучку свому, Генке, мозги вправлю, чтоб молодых зазря не нервировал. И другу скажи, чтоб прокатил меня на той скорости, сколько мне годков стукнет!
Я даже онемел от изумления. Значит, бабушка не против Толяна? И внука своего – Соловья – уговорит? Да ещё и на «Харлее» желает прокатиться. Ничего себе!
– Чего смотришь? Или ты думаешь, бабка с ума сбрендила? А вот это видал?
И вдруг она, представляете, упёрлась ладонями в подлокотники своего кресла и… встала! Так, значит, она ходит? А я то думал, что она к этому креслу прикована из-за болезни!
– Да нет, милок, – угадав мои мысли, с гордостью заявила Глафира, – в нашем роду все до того света своими ногами дошли! Мы – Соловьёвы, а не какие-нибудь Попугаевы!