Из бутика с любовью
Шрифт:
– Нет, – сказала она.
– Ах, так, – сказал мужчина. – Нет. Это ваше последнее слово?
Вероника молчала. Истолковав ее молчание как ответ, он повернулся и пошел вниз по улице.
«Завтра же запишусь в фитнес-клуб, – подумала Вероника, борясь с желанием истерически зарыдать, – но уже поздно, поздно!»
Из парикмахерской вынырнула хитрая физиономия парикмахерши.
– Ну что? – спросила она.
– Я ему отказала, – выдавила Вероника и тут не удержалась.
Слезы закапали на ее обширную грудь.
Дом
– Богемный дом. Художники, поэты, – сказала Марина. – Мое агентство когда-то продавало здесь квартиру.
Дима открыл дверцу лифта, потянув ее на себя. Марина вошла следом. Он нажал на кнопку четвертого этажа.
– Это жилплощадь родителей Лизы? Бабушки? Она из семьи художников? Ты знаешь судьбу квартиры?
– Квартира бабушкина, она ее только осовременила и сделала ремонт.
– Даже ремонт стоил больших денег. У Лизы серьезные доходы. Для художника.
– Заметь, даже я хочу купить ее картину. Она... особая. Я когда-то говорила тебе, что четко вижу, рисует человек картины для продажи или нет. Лиза рисует не для продажи. Она не халтурит. В той картине, что мы видели, она выложилась на полную катушку, на сто двадцать процентов, выплеснула все, всю энергию, все вдохновение. Картина сияет. Она впитала в себя жар. Думаю, она светится в темноте.
– А можно еще в краску подсыпать фосфора, – предложил Дима. – Светиться будет еще лучше.
– В данном случае такие ухищрения не обязательны. Лиза дико талантлива.
Лифт щелкнул, дернулся и остановился. Они приехали.
«В Германии, – читала Ира блог, – женщину-водителя автобуса уволили за то, что она остановила автобус, не желая давить сидящую на дороге лягушку. Остановившись, водитель вышла, взяла лягушку, перенесла ее на обочину и после этого поехала дальше. Но кто-то из числа пассажиров накатал на нее жалобу, и вот такого хорошего человека выгнали с работы. Тут, правда, возникает вопрос, нельзя ли было объехать лягушку. Нельзя: а вдруг бы ее кто-то другой задавил?»
Ира тоже возмутилась, она была на стороне лягушки. А потом принялась читать дальще, про последние открытия ученых.
«Оказывается, – писала Стекл_offa, – иммунитет блохастых мышей работает в несколько раз лучше, чем иммунитет лабораторных чистюль, а борьба с ожирением может стать ключевым фактором в борьбе с глобальным потеплением. Во всем виноваты толстяки – ибо каждый толстяк ответствен за одну тонну выбросов углекислого газа сверх нормы, определенной для худого человека. Таким образом, популяция из миллиарда людей, среди которых около половины страдают ожирением, выбрасывает в атмосферу на миллиард тонн больше углекислого газа,
Ира постепенно отчаивалась. Она читала и читала, но про Александра по-прежнему ничего не было.
– Отпусти меня, – сказала Евгения, пытаясь укусить Петра.
Он удобно устроился на ее ногах. Руки Евгении начали затекать.
– Не брыкайся, – ответил Петр, – а то до завтра не развяжу.
Евгения затихла.
– Страшно? – спросил он, наклоняясь к ее уху.
– Нет, – ответила она, дернув головой и ударив его прямо в глаз.
Петр откинулся. Взгляд стал злым.
– Жены так себя не ведут, – сообщил он. – Ну что это за жена? Ни морковку порезать, ни чеснок почистить, еще и дерется. Такую жену надо воспитывать.
– Развяжи мне руки, у меня синяки будут, – сказала Евгения, – как я завтра на работу пойду?
– Я тоже завтра на работу пойду. С синяком под глазом. И ничего, не комплексую по этому поводу.
Евгения попыталась сбросить сидящего на ее ногах Петра, но он был намного тяжелее.
– Или ты будешь вести себя прилично, или будут санкции, – сказал он.
– Или ты отправишься назад в тюрьму, на помойку, бухать в подворотню или чем там ты занимался в последнее время.
Петр поднял нож и отрезал верхнюю пуговицу от ее строгого, серого, офисного платья из тонкой шерсти. Платье застегивалось спереди на длинный ряд пуговиц и было с длинными рукавами и под горло.
– Ты что? – спросила она.
– Как что? – удивился он. – Буду заниматься воспитательной работой. Ты же приобрела себе мужа.
Он отрезал вторую пуговку.
– Не порти мне платье! – сказала Евгения. – Не ты на него заработал!
– Попрекаешь? – спросил Петр и отрезал третью пуговицу.
– Что ты делаешь? – возмутилась Евгения, пытаясь отодвинуться.
– Тебе не нравится, как я исполняю роль мужа? – спросил он. – А я ведь так стараюсь. Я не халтурю, не подсовываю тебе паллиатив, суррогат или полуфабрикат. Веду себя так, как повел бы себя любой нормальный муж, услышав, что жена не будет резать морковку и чистить чеснок. Ты еще легко отделалась, у тебя на физиономии ни одного синяка.
Он наклонился, придавил ее к полу и впился губами в шею.
– Перестань делать мне засос! – заверещала Евгения. – Что подумают мои подчиненные?
– Будут завидовать, – сказал Петр. – Обсуждать в курилке, украдкой разглядывая меня. В Интернете мою биографию найдут. Будут пытаться понять, как это ты заполучила такого орла, голубя сизокрылого.
Он отрезал еще одну пуговицу.
– Мне нравится черное белье.
– Не пялься.
– Ты мне запрещаешь?
Он снова наклонился и сделал еще один засос, пониже, под аккомпанемент криков Евгении и попыток его укусить.