Из бутика с любовью

Хмельницкая Ольга

Они оплатили покупки и вышли из Terranova. Следующим был кофейный бутик, распространяющий одуряющий аромат.

Лиза рисовала, но вдохновение потихоньку убывало, а шрамы на груди болели все сильнее. Они ныли и стреляли, как будто на грудь капал раскаленный свинец. Лиза села на мягкий пушистый пол рядом с недописанной картиной и прижала руки к груди. Картины были прекрасны. Она была молодой, красивой и талантливой. Но силы оставляли ее, а депрессия нарастала.

Она прошлась по квартире, залезла в ванну с морской

солью, потом встала перед зеркалом. Лиза вспомнила, как ее привезли в больницу, как персонал уговаривал ее сказать правду и написать заявление на того, кто это сделал... Но Лиза не сказала ни слова. Никто не знал, кто был виноват.

Потом, пару лет спустя, она попыталась наладить личную жизнь, но, когда дело зашло далеко и она разделась, на лице у молодого человека отразились изумление, ужас и плохо скрытое отвращение. Она ждала сочувствия. Ну или что он просто сделает вид, что все в порядке… Больше Лиза романтических отношений не заводила.

Лиза вздохнула и провела кистью по холсту. Никакого удовольствия, никакого вдохновения.

– Я попытаюсь поспать, – сказала она охраннику, сидевшему в прихожей и читавшему журнал «Если». – Выпью пару таблеток, авось удастся часок покемарить.

Охранник кивнул и снова углубился в чтение.

За кофейным бутиком было небольшое кафе.

– Мне кофе без кофеина, – сказала Марина официантке. – У вас есть тирамису? Два, пожалуйста. Плюс еще взбитые сливки с шоколадом и орешками и чизкейк с карамельным сиропом.

– Мне норвежский салат с семгой, – сказал Дима. – И эспрессо. Между прочим, все удачно. Закупим кофе. Ты сейчас не пьешь, поэтому я на свой вкус выберу. Больше всего люблю кенийский. Хотя чилийский тоже иногда неплохо идет.

Взбитые сливки, которые принесли Марине, были плотными и жирными. Высокая аппетитная гора покрыта черными шоколадными потеками. Сверху все это засыпано мелко потертым фундуком.

– Тысяча калорий, – с удовольствием произнесла Марина. – Вредно, жирно, калорийно, но... вот оно, счастье!

Марина посмотрела на два тирамису и чизкейк.

«Так приятно, так сладко сознавать, что муж будет любить тебя любой, – подумала она. – И с пятью лишними килограммами, и беременную, и босую. Вот оно, женское счастье».

Она посмотрела на Диму. Дима улыбался.

– Так что там с ногами, – спросила Марина. – Почему «только ноги»?

– Дело в том, – ответил Дима, – что этот кто-то, наш маньяк, по своей природе деструктор. Он убивает красивых женщин.

У Марины полезли на лоб глаза.

– Да, – кивнул Дима. – Красивых. Причем не всех, а тех, кто был на семинаре. Я пока не понимаю, почему именно этих. Где он видел девушек, которые были на семинаре? Когда они заходили? Когда они выходили? Но решил убить их всех, причем первой – самую красивую, как на конкурсе. Я бы лично на первое место поставил Ульяну. Но вполне понимаю, почему он, убийца, выбрал Киру. Большие глаза, лицо феи, пышные волосы, легкая, почти невесомая фигура. Она... сказочная. Ульяна очень красива,

известная модель, но все же земная девушка. Следующей должна быть Лиза – красивая, крупная, яркая и сочная брюнетка. Но это также может быть Ира. Рыжая, длинноволосая, с веснушками. Тоже красивая. Возможно, он пока не определился с очередностью.

– Вероника в его понимании некрасива, – кивнула Марина.

– В моем тоже, – сказал Дима. – Хотя для верности я бы ее умыл и взглянул, что получится. А у Евгении красивые ноги. Все остальное... никакое. Обычное. К ней даже не подходит слово «красота». Тем не менее ноги определенно красивые – длинные, сильные, изящные.

– Я не в счет, – продолжила Марина. – Да?

– Да, определенно. Ты беременная. Ты сейчас не женщина. Ты сосуд. Контейнер.

– Спасибо.

– А что, так и есть.

Он наклонился вперед.

– Но для меня, конечно, ты самая лучшая.

– В данном случае это не комплимент.

Марина задумалась.

– Филипп Цукерман красив? – спросила она.

Дима кивнул и поднял вверх палец.

Филипп Цукерман сидел на стуле напротив Валерианова, откинув с высокого лба длинную челку.

– Я прилетел из Лондона, как только смог. Поменял билеты, – сказал он. – Должен был завтра прилететь. Но в сложившейся ситуации решил, что нужно решать вопрос оперативно.

У него были красивые, ухоженные ногти. Марина присмотрелась. Кажется, он красил волосы. Она подумала о том, что сумку Ульяны, в отличие от сумки Киры, так и не нашли. И даже неизвестно, была ли она у нее, эта сумка, потому что ни кассир, ни охранник, опознавшие Ульяну, ничего не вспомнили. Камера видеонаблюдения, зафиксировавшая Ульяну, имела недостаточно высокое разрешение, чтобы было видно, держит ли она что-нибудь в руке.

– Да, я хочу обсудить, – произнес Филипп и заерзал на стуле. – Убийство Киры потрясло меня. Я хотел бы знать, кто это сделал.

Он с удовольствием рассматривал гладкую и слегка загорелую кожу на своих руках.

– У вас были сексуальные отношения с лучшей подругой вашей жены, – начал Валерианов, – вы это подтверждаете?

– Да, но это не преступление.

Филипп нацепил обезоруживающую улыбку и развел руками, демонстрируя ладони. Он когда-то читал, что если показывать ладони, то люди доверяют тебе больше. Марина, сидевшая на невысоком диванчике сбоку от Цукермана, подняла брови. Дима набирал на телефоне сообщение. Казалось, его мало интересовало происходящее.

– Ваша жена узнала о предательстве. Для нее это было большим ударом, – заметил Валерианов.

Филипп пожал плечами.

– Вы не допускаете мысли, что ваша супруга могла убить вашу любовницу?

Цукерман нахмурился, потом заулыбался.

– Поймите, – ответил он, – это рядовая ситуация, все мужья изменяют, множество жен об этом узнают, но если бы все при этом убивали...

– Вы поддерживали отношения с Кирой после того, как ваша жена узнала об измене?

Повисла пауза. Филипп заерзал.