Из глубины
Шрифт:
Мучительно медленно ученый поднял руку, которая представляла собой обгорелое мясо на костях. Он схватил Крейна за воротник и подтянул к себе. Руководитель отдела научных исследований с трудом разлепил обгоревшие, почерневшие губы; кожа от усилий лопнула, засочилась сукровица.
— Не говорите сейчас, — успокаивающе произнес врач. — Лежите спокойно. Мы доставим вас в палату, все будет хорошо.
Но Ашер его не слушал. Он еще крепче стиснул рубашку Крейна.
— Оуо… — прошептали пересохшие губы.
Рядом с Крейном появился фельдшер и пальцами в перчатках начал снимать обгоревшую одежду пострадавшего, намереваясь начать
— Расслабьтесь, — прошептал Крейн Ашеру. — Сейчас вам помогут.
Ашер сжал пальцы еще сильнее, несмотря на то что конечности его дернулись в конвульсии.
— Оуу…
Он издал тонкий вздох и вздрогнул всем телом. Глаза закатились, обожженное горло булькнуло. Рука разжалась, соскользнула на пол, и больше он ничего не сказал.
36
Крейн сидел за столом у себя в каюте и глядел на монитор компьютера, но ничего не видел. Миновало уже несколько часов после трагедии, а ему все еще было не по себе. Он долго стоял под душем, сам отнес одежду и медицинский халат в прачечную, но в каюте по-прежнему пахло палеными волосами и кожей.
Он так не хотел верить в то, что произошло, что ощущал себя почти парализованным. Неужели всего восемь часов прошло с тех пор, как он проводил вскрытие тела Чарльза Вассельхоффа? Тогда им надо было выписывать только одно свидетельство о смерти.
Теперь три. Плюс еще три — из Сферы.
В памяти Говард Ашер остался таким, каким Крейн увидел его впервые две недели назад — загорелым улыбчивым человеком на экране в библиотеке платформы «Сторм кинг». «Питер, у нас здесь научное и историческое открытие всех времен». Ашер никогда больше не улыбался так много, как в тот первый день. Сейчас Крейн задумался о том, сколько в этой доброжелательности было напускного — чтобы новичок почувствовал себя уютно.
В дверь тихо постучали, она распахнулась — на пороге стояла Мишель Бишоп. Ее темно-русые волосы, полностью убранные с лица, подчеркивали высокие скулы. Темные глаза покраснели, в них застыла печаль.
— Питер, — сказала она очень тихим голосом.
Крейн повернулся в кресле.
— Да…
Она оставалась в дверях, держась непривычно застенчиво.
— Я просто хотела убедиться, что с вами все в порядке.
Он покачал головой.
— Даже лучше.
— Вы ничего не говорили. Ни слова, когда мы переносили тело Ашера в медпункт, даже при проведении осмотра. Я… решила, что надо побеспокоиться.
Крейн ответил не сразу.
— Не могу понять, что же испортилось в декомпрессионной камере. Отчего начался пожар? Почему не сработала система тушения?
— Спартан уже велел провести расследование. Он разузнает, что там случилось.
— Мне надо было самому позаботиться. Лично проверить камеру. Выяснить, исправна ли противопожарная система.
Бишоп шагнула вперед.
— Вот об этом как раз и не надо думать. Вы сделали все необходимое. Произошел несчастный случай. Ужасная трагедия.
Крейн вздохнул.
— Надеюсь, вы правы.
— Только не вините себя, Питер. А то напущу на вас Корбетта.
Доктор вяло улыбнулся.
Они немного помолчали, и Бишоп заговорила снова:
— Пожалуй, надо вернуться в медпункт. Вам принести чего-нибудь из аптечки? Ксанакс, валиум?
Крейн помотал головой.
— Все пройдет.
— Тогда я загляну к вам попозже. — И она повернулась, собираясь
— Мишель…
Женщина оглянулась.
— Спасибо.
Она кивнула и вышла из каюты, тихо закрыв за собой дверь.
Крейн медленно повернулся к компьютерному терминалу. Несколько минут он сидел не шевелясь, смотрел на экран. Потом резко оттолкнулся от стола, встал и зашагал по каюте. Но и это не помогло — он вспомнил, как почти так же ходил Ашер в тот день, когда Крейн узнал, чем же на самом деле заняты специалисты на станции «Глубоководный шторм».
А все началось только четыре дня назад…
Была в этом какая-то жуткая насмешка. Он наконец раскрыл тайну, но Ашер погиб, так и не узнав об этом. Тот самый человек, который и вызвал его сюда, чтобы разгадать загадку.
Конечно, горько напомнил себе Крейн, не он один нашел решение. Кажется, Говард тоже что-то узнал. Но теперь начальник отдела научных исследований мертв — спонтанный пневмоторакс, газовая эмболия и ожоги третьей степени восьмидесяти процентов поверхности тела.
Бишоп права: он неестественно молчалив после гибели Ашера. Причина не только в полученной травме, хотя и без шока здесь не обошлось. Дело в том, что он не может говорить. Ему очень хотелось рассказать Бишоп о том, что он узнал, поделиться своим открытием. Но у нее не было необходимого допуска. Не имея возможности высказаться, Крейн обнаружил, что больше разговаривать ему не о чем.
А протоколы вскрытия все-таки надо писать.
Крейн вернулся за стол, включил терминал. Мигающая иконка показывала, что ему пришло письмо.
Вздохнув, Крейн запустил почтовую программу и при помощи мыши проделал все необходимые для входа процедуры. Сообщение по электронной почте было только одно, и странно, что не был указан отправитель. Крейн открыл письмо.
«Время для длинных рассказов одно, для сна же — другое» (Гомер. Одиссея. Песнь одиннадцатая). [12]
Доктор Ашер был человеком длинных рассказов. Важных слов. А теперь ему остался только покой.
Это действительно трагедия.
Слишком много смертей, а мы даже не добрались до цели. Я начинаю опасаться худшего.
Все бремя теперь легло на твои плечи, доктор. Я вынужден здесь оставаться, ты — нет. Найди ответ и уезжай скорее.
Если приходится работать в темноте, нельзя оставаться одному. Найди друга.
Боюсь, с тех пор, как мы беседовали в твоей каюте, иррациональных чисел стало больше. Но возможно, это и к лучшему, потому что ответ на твою головоломку находится среди них.
Желаю приятного утра.
12
Перевод В. Вересаева.
Крейн, хмурясь, глядел на компьютерный экран, не зная, что делать с этим загадочным посланием. «Найди друга…»
Раздался тихий стук в дверь каюты — это, наверное, вернулась Бишоп и принесла лекарства, которые ему не нужны.
— Входите, Мишель, — произнес он, закрывая почту.
Дверь открылась. На пороге стояла Хьюи Пинг, программист.
Крейн с удивлением посмотрел на нее.
— Извините, — сказала она. — Надеюсь, я вам не помешала?
— Нисколько, — ответил Крейн, придя в себя. — Прошу.