Из Харькова в Европу с мужем-предателем

Юрьева Александра Андреевна

Харрингтон заблуждался. Документы из архива Гувера свидетельствуют, что Башкович был интриганом и человеком, умевшим держать все под своим контролем. Он назначил своих людей на ключевые должности и позаботился, чтобы они оставались на них. О методах, которые Башкович использовал для достижения своих целей, можно судить из рассказа о неком господине Скворцове [40] . В апреле 1922 года Скворцов ненадолго приехал из Москвы в Харьков с отличными рекомендациями московского представительства ARA. В рекомендациях говорилось, что он оказал большую помощь ARA благодаря связям и хорошим отношениям с властями. Харрингтон хотел, чтобы Скворцов работал с ним в Харькове, поэтому обратился в Центральный комитет коммунистической партии с просьбой дать на это разрешение.

Разрешение на совместную работу было дано, но с условием, что Скворцов будет переведен в Екатеринослав. Однако после переезда в Екатеринослав Скворцов заработал плохую репутацию среди сотрудников ARA. Спустя год, 10 мая 1923 года, сотрудник представительства ARA в Екатеринославе господин Мэрфи был арестован местным отделением ВЧК, которое возглавлял Скворцов, утверждавший, что Башкович из Харькова выдал ордер на арест Мэрфи, поскольку полностью поддерживал в этом вопросе Скворцова. Башкович в свою очередь заявил, что это было решение только Скворцова.

40

Н, ARA Russian Section, box, 84, folder 7; box 122; box 123; box 124 no. 2; box 145 no. 30.

Крайне раздраженный Джордж Харрингтон, находящийся в то время в Екатеринославе, 13 мая писал, что он не удивился бы, если Башкович был автором какой-то интриги с целью спровоцировать Мэрфи напасть на одного из людей Скворцова, после чего его арестуют (как это и произошло). В успокаивающей телеграмме от московского представительства ARA говорилось, что когда в воскресенье Башкович вернется из Москвы в Харьков, он заменит Скворцова кем-нибудь другим [41] . Письмо из Харькова в Екатеринослав от 2 июня все же рекомендовало: «Доктор Башкович, просил бы Вас в будущем иметь дело исключительно со Скворцовым, а не с Губисполкомом».

41

Документы этого периода показывают, что Башкович часто отсутствовал на долгих инспекторских объездах в своем районе, но также ясно, что он был очень занят в Харькове, где в то время продолжал работу с иностранными организациями по оказанию помощи как Доктор Баткис, занимался повседневным делопроизводством в харьковском Помголе. Н, ARA Russian Section, box 146, no. 30, письма от ARA в Харькове ARA в Москве.

Нам очень мало известно о личных взаимоотношениях Квислинга и Башковича в течение 1922–1923 годов. В марте 1922 года, когда Квислинг докладывал Главному управлению международной помощи в Женеве о все более ухудшающемся положении на Украине, Артамонов все еще представлял местную бюрократию, с которой Квислингу было необходимо координировать свою работу [42] . Поэтому мы вновь вернемся к Артамонову.

Друг Артамонова С. Л. Войцеховский писал, что элегантный Артамонов, бывший начальник Помгола и Александры, на самом деле был офицером разведки польского Генштаба. Может показаться несколько странным, что именно польские власти жаловались на тесные связи Квислинга с Артамоновым. Не менее странно, что некоторые считали Артамонова двойным агентом тайной полиции (ОГПУ). Третья странность: Войцеховский считал Артамонова верным и преданным монархистом. Удивляет и то, что какую бы сторону ни поддерживал Артамонов, он был тесно связан с организацией, которая позже стала известна под названием «Трест» и, как мы увидим позже, сыграла главную роль в отношениях Александры и Марии [43] .

42

Н, ARA Russian Section, box 120, no. I; box 113, folder Student Feeding.

43

Woyciechowski, The Trust, Chapter 23.

Гуверовские документы показывают, что Артамонов лично попросил о переводе в Одессу весной 1922 года, и что в конце августа того же года по своей же просьбе был освобожден от должности в Помголе, так как хотел заняться международной торговлей [44] .

К тому времени Видкун Квислинг и его молодая жена находились в пути: они ехали в Норвегию.

Глава 7.ПРЕДЛОЖЕНИЕ

Рассказ Александры

44

H, ARA Russian Section, box 121, Reports and Grove Correspondence.

Не обращая внимания на других, мы с капитаном продолжали бродить вместе, беседуя и не замечая, как зима сменилась весной, весна перешла в лето, а наше взаимное уважение и восхищение друг другом все возрастало. Голод в стране усиливался. Видеть происходящее вокруг было чрезвычайно тяжело, и капитан говорил мне, что положение продолжает ухудшаться по всей Украине. Все в нашей конторе знали, что в апреле он послал отчет в Лигу Наций, в котором убеждал о необходимости увеличения поставки продовольствия, чтобы как-то уменьшить существующую отчаянную нужду.

Время от времени до нас доходили слухи, что советское правительство намеревается ввести новый экономический план — НЭП, признавая право на частное предпринимательство и на частную собственность с установкой новой денежной системы, основанной на цене золота. Тем временем такие люди, как мама и я видели лишь беспорядок, произвол и гибельную инфляцию. Чтобы держать недовольный народ под контролем, власти продолжали арестовывать людей по малейшему поводу, многие наши друзья и соседи исчезли бесследно. Как и прежде, мы с мамой продолжали бояться за наши жизни, и только благодаря ее жалованию как сестры милосердия и моему заработку в Помголе мы как-то продолжали существовать.

Обычно я шла на работу голодная — в доме часто не было еды. Всегда хотелось кушать, но во время наших прогулок с капитаном я этого почти не замечала, так как у нас была масса тем для разговора. На одной из таких прогулок капитан Квислинг сказал мне:

— Знаете что, Ася, давайте в следующее воскресенье пойдем в парк на пикник. Возьмем с собой бутерброды, хорошо погуляем и покушаем на свежем воздухе.

Я впала в панику — еда, бутерброды… Откуда у меня такое? Неужели капитан Квислинг не знал, что служащие Помгола едва проживали на скромный паек и никогда не получали пищи, предназначенной голодающим.

— Я не смогу принести бутерброды. У нас дома нет никакой еды.

— Ничего страшного. Тогда просто погуляем и побеседуем.

«Может, ему просто неудобно предлагать еду? — подумала я. — Может, он не хочет меня обидеть». Вспомнив наглую попытку Башковича и его приятелей заманить нас с Ниной едой, я даже была рада, что капитан не предложил сам принести чего-нибудь поесть.

Как-то мама заметила:

— Тебе надо лучше следить за своим здоровьем, ты слишком похудела. Я написала об этом своей сестре в Чернигов. Там условия гораздо лучше, чем здесь, и у них еще есть еда. Она постоянно пишет, что была бы рада, если бы ты смогла провести некоторое время у них в гостях. Поэтому предлагаю тебе провести свой отпуск там. Это пойдет тебе на пользу, и ты сможешь хоть немного прибавить в весе, набраться сил. Когда-нибудь, я надеюсь, отблагодарю ее.

В то время продовольствия было так мало, что большинство людей мало думали о чем-либо другом, и стеснялись брать еду даже у самых близких родственников. Мне, однако, понравилась идея поездки, и мама, казалось, почувствовала облегчение от моего согласия.

Во время одной из наших прогулок капитан сказал мне:

— Ася, я хотел бы видеться еще чаще. Теперь, когда вы получите вскоре свой летний отпуск, не могли бы мы встречаться каждый день? Мне очень приятно беседовать с вами. Мы сможем встретиться завтра?

— Извините, но у меня не получится увидеться с вами так скоро. Мой отпуск начинается завтра, и мама хочет, чтобы я поехала в Чернигов и пожила там у ее сестры.

Когда он, наконец, понял смысл моих слов, то посмотрел на меня с удивлением и разочарованием. После небольшой паузы он спросил, где же находится Чернигов.

— Здесь, на Украине. Это древний город, расположенный чуть севернее Киева.

— Да-да, конечно. А сколько времени вы пробудете там?

— Я пробуду там все две недели моего отпуска, — ответила я.