Из Харькова в Европу с мужем-предателем
Шрифт:
— Куда мы едем? — спросила я. — Мы давно доехали до парка, уже поздно, давайте поедем обратно.
Башкович улыбнулся в ответ и сказал:
— Нет, мы решили ехать на дачу в пригороде. Там нас ожидают наши друзья. Для вас накрыт прекрасный стол с различными блюдами, шоколадными конфетами и другими сладостями. Вам понравится, вот увидите.
Теперь мы испугались не на шутку. Было очевидно, что нас обманули и мы в опасности. Мы стали шумно возражать и говорить, что это невозможно, нам нужно домой, нас ждут мамы.
— Ничего, — сказал он. — Я пошлю водителя или кого-нибудь другого к вам домой, чтобы успокоить ваших мам и сказать, что с вами все нормально.
— Тогда просто отвезите нас домой, — сказала
В ответ водитель с Башковичем засмеялись и повезли нас дальше. Уже не возникало сомнения, что все это было задумано с какой-то недоброй целью, о которой мы боялись и подумать. Нам с Ниной понадобилось всего несколько слов, сказанных шепотом, чтобы договориться бежать при первой же возможности и изо всех сил сопротивляться нашим похитителям.
Когда машина, наконец, замедлила ход и остановилась возле одинокого сельского дома, мы выскочили и побежали со всех ног. Башкович и водитель погнались за нами, пытаясь нас схватить, но мы вырвались. Дом был окружен высокими деревьями, и нам приходилось быть особенно внимательными, чтобы не потерять друг друга из вида в наступающей темноте. В это время еще несколько нетрезвых мужчин вышли из дома и присоединились к погоне. Но мы были молоды, трезвы и испуганы, и они не смогли нас догнать.
Убежав достаточно далеко и убедившись, что опасность миновала, мы присели на лежащее рядом бревно и зарыдали от изнеможения, страха и ярости. Наш страх усиливался еще и тем, что вокруг не было ни души, и мы не понимали, где находимся. Уже полностью стемнело, на земле белели остатки снега. С заходом солнца стало очень холодно, и мы ощущали себя абсолютно беззащитными в своих легких платьях и изношенных туфлях, одни посреди незнакомой сельской дороги. Рыдая, мы долго шли в направлении города, правда, на этот раз хотя бы обошлось без попытки забрать нас в отделение милиции. До дома мы добрались только глубокой ночью. Конечно же, наши матери очень переживали, дожидаясь нас.
И хотя мы были довольны, что снова перехитрили Башковича, нас не покидало беспокойство — ведь это было уже второе доказательство явного преследования. Мы решили, что спасти нас может только контратака. И на следующее утро мы отправились на прием к высокопоставленной женщине в РАБКРИН, к той самой, которая помогла маме и мне, когда нас пытались выселить. Выслушав Нину и меня, она пришла в негодование и обещала сделать все, что в ее силах:
— Я даю слово наказать этого недостойного человека, который использовал свою власть для достижения грязных целей, предав оказанное ему правительством доверие.
Затем она привела нас к правительственному чиновнику, который также выслушал нашу историю с большим интересом и заявил, что в таких случаях члены партии должны быть наказаны даже более сурово, чем обыкновенные граждане. Он сказал, что никогда не доверял Башковичу и не любил его.
На следующий день на работе мы узнали, что Башкович уже лишен должности (он получил новое временное назначение), в Помголе новый начальник, а следователи собирают конфиденциальные показания. Кто-то в верхах решил, что Башковича следует судить на закрытом партийном суде, а не на публичном. Сейчас я предполагаю, что суд был показательным, но в то время я ничего не подозревала. В ходе расследования выяснилось, что Башкович и его сотрудники совершали в прошлом и гораздо худшие преступления. Мы с Ниной очень легко отделались. Вместе с другими свидетелями мы давали показания на партийном суде, где нас предупредили, что мы не должны распространяться о происшедшем. Информация о судебном процессе и решение суда никогда не были опубликованы, и казалось, никто не знает, что случилось с Башковичем и его товарищами. Я тогда считала, что это происшествие было примером уязвимости нас как молодых женщин, и мне и в голову не приходило, что меня пытались скомпрометировать, и что это связано с
Наш новый начальник Константин Артамонов был очень красивым и элегантным мужчиной. Его друг на всю жизнь, С. Л. Войцеховский (в книге которого помещена фотография Юрия Александровича Артамонова, на которой я сразу же узнала моего бывшего начальника в Помголе) писал, что Артамонов получил великолепное образование в лицее императора Александра I и служил в царской армии в Первую мировую войну. Позже он воевал против советских войск на северо-западном фронте во время гражданской войны до 1919 года. Затем в 1921 году он поселился в Ревеле (в настоящее время Таллин) и какое-то время там жил [38] .
38
H, ARA Russian Section, box 147, nos. 27, 32 (переписка между ARA в Москве и ARA в Харькове в марте 1922 г.); box 121, Reports.
Я смогла выяснить, что никто не имеет представления о том, как он сумел попасть на ответственный пост в Советском Союзе весной 1922 года. Даже Войцеховский не знал, чем занимался Артамонов с 1921 до августа 1923 года, когда он появился в Берлине, и до переезда в Варшаву в декабре того же года. Из книги Войцеховского я с интересом узнала, что мой бывший начальник долго жил и умер в очень преклонном возрасте в Сан-Пауло (Бразилия) в 1971 году.
Работа Артамонова главой нашего Помгола в Харькове и его работа со всеми иностранными организациями продлилась всего пару месяцев, после чего он уехал так же незаметно, как и появился среди нас. Мои друзья предполагали, что у него возникли какие-то разногласия с правительством, но более точной информации о его дальнейшей судьбе мы не знали.
Александра и ее сослуживцы также не знали и том, что на самом деле Башкович был переведен на должность полпреда Помгола (полномочного представителя по работе с иностранными организациями по оказанию помощи голодающим), но теперь у него были иные, более широкие обязанности. Поскольку ежедневной работой в Помголе занимались другие люди, присутствие Башковича там не было необходимостью. Той же весной, когда Башковича якобы сняли с должности в связи с оглаской истории с Александрой и Ниной, его на самом деле повысили и перевели на пост, который временно занимал товарищ Каплан, — пост президента Центрального комитета по оказанию помощи голодающим при Центральном исполнительном комитете Украины (заняв эту должность, он стал начальником Мары).
Александра и ее коллеги перестали видеть своего нового начальника в связи с тем, что Артамонов как полпред Помгола переехал работать в другой офис, в котором с мая 1922 года работал Башкович. После того, как Константин Артамонов перестал руководить повседневной работой Помгола, он недолго занимал эту высокую должность, вплоть до своего отъезда из Харькова 13 мая 1922 года. Глава представительства ARA в Харькове Джордж П. Харрингтон писал Грову в Одессу: «Господин Артамонов уезжает из Одессы в следующий вторник. Мы с его заместителем доктором Босковичем [sic] очень дружны, и я думаю, что у нас не будет никаких серьезных затруднений» [39] .
39
Н, ARA Russian Section, box, 147, nos. 27, 32 (переписка между ARA в Москве и ARA в Харькове в марте 1922 г.); box 121, Reports.