Из истории русской, советской и постсоветской цензуры

Рейфман Павел Семенович

В дело Довженко непосредственно вмешивается Сталин. В начале 44 г. режиссера разбирали на Политбюро ЦК. Выступал и Сталин. Подробное решение заседания Политбюро (на 14 машинописных страницах). Позднее оно опубликовано А. Латышевым в журнале «Искусство кино» (1990 № 4) как выступление Сталина на Политбюро. Подтверждений этого нет. Высказывались мнения, что вероятнее это выступление Щербакова (121-2). В «Очерках…» высказывалось предположение, что, возможно, текст составлен зам. Начальника УПА М. Т. Иовчуком. Уже название звучит довольно грозно: «Об антиленинских ошибках и националистических извращениях в киноповести Довженко „Украина в огне“». Весьма резкое и содержание. Довженко обвиняется в том, что он: 1. ревизует политику и критикует работу партии по разгрому классовых врагов советского народа, выступает против классовой борьбы, против деятельности партии по ликвидации кулачества как класса, 2. он осмеливается критиковать политику и практические мероприятия партии и правительства по подготовки народа и Красной армии к нынешней войне; 3. критикует политику партии в области колхозного строительства; 4. не останавливается перед извращением истории Украины, с целью оклеветать национальную политику советской власти. Последнее вызывает особенный гнев автора (авторов)

решения. О том, что Довженко клевещет на партактив, командные кадры армии, изображая их шкурниками, карьеристами, тупыми людьми; «стоило бы только напечатать киноповесть Довженко и дать прочесть народу, чтоб все советские люди отвернулись от него так, что от него осталось бы одно мокрое место!» (такой уж стиль! Так в тексте- ПР).

Но было, видимо, и выступление Сталина о Довженко. Сохранилась сопроводительная записка Щербакова, адресованная Сталину: «Товарищу Сталину И. В… Направляю Вам запись Вашего доклада о киноповести Довженко „Украина в огне“. А. Щербаков. 11.11.44 г.» (Громов326). Вероятно, доклад Сталина всё же был, но, возможно, не на Политбюро, а на каком-либо ответственном заседании, и написан он не самим Сталиным. Вновь обвинения Довженко в том, что он отрицает классовую борьбу, не понимает, что Отечественная война тоже классовая. Видимо, Сталин особенно разгневан тем, что у Довженко не изображены украинские националисты как пособники гитлеровцев. Гнев вызывает и отношение режиссера к Богдану Хмельницкому. Довженко считает его злодеем, который придушил народную революцию. Доклад оценивает это как «наглую издевку над правдой» (Гро м^3 28). Ведь официальная «правда» о Хмельницком сводилась к трактовке его, как положительного героя, способствующего дружбе Украины с Россией. Как раз осенью 43 г. учрежден орден Богдана Хмельницкого, а тут Довженко лезет со своей концепцией. Кстати, на Украине националисты нападали на Хмельницкого не за удушение народной революции, а за дружескую унию с Москвой, о чем в повести речь не шла. Не устраивал Сталина и лозунг «Мать Украина», эмоционально выраженный в повести Довженко. Другое дело: «Родина — Мать — Россия», для всех народов, живущих в СССР (Гро м^3 28).

Позднее, через два года, в дневниках, Довженко писал: «Сегодня годовщина моей смерти. 31 января 44 г. я был привезен в Кремль. Там меня разрубили на куски», «и окровавленные части моей души разбросали на позор и отдали на поругание на всех сборищах»; «Всё, что было злого, недоброго, мстительного, все топтало и поганило меня»; «Я противен вам и чем-то опасен… И вы дождались случая расправиться с моим именем. И вы меня убили. Больше, чем убили. Вы растоптали меня, опозорили и живого объявили мертвым… Я не знаю ничего на свете, и не читал ничего, и не слышал ничего глупее государственных методов и практики производства картин в нашей стране. Я напрасно погубил свою жизнь. Девяносто процентов лучших моих сил, времени ушло в воздух, в ничто, в руки кретинов» (Гро м^3 26). По воспоминанием Хрущева, Сталин разнес Довженко «в пух и прах», но только после «прокурорской речи» Щербакова. В ней утверждалось, что у Довженко, «мягко говоря», грубейшие ошибки антиленинского характера, что он ревизует ленинизм, политику нашей партии по коренным вопросам; отечественное у него противопоставлено классовому; не показано, что наша страна оказалась готовой к войне; Довженко критикует и политику партии в области колхозного строительства, утверждая, будто она убила в людях человеческое достоинство; Щербаков говорил о националистических тенденциях Довженко, об его утверждениях, что борьба идет за Украину, а не за Советский Союз, об его осуждении военной политики СССР, о клевете на военно-политические кадры. И в итоге делался вывод: повесть Довженко — платформа узкого ограниченного украинского национализма (112-21). Все эти многочисленные обвинения сводились главному: Довженко украинский националист и клеветнически утверждает, что СССР не был готов к войне.

Щербаков рассылает в разные адреса от имeни ЦК письма о Довженко, обращая внимание на его последнее произведения, в которых «имеют место грубые политические ошибки антиленинского характера» и обязывает не публиковать эти произведения без особого разрешения Агитпропа.

12 февраля 44 г. принято (совершенно секретно) Постановление Политбюро ЦК… об освобождении Довженко от всех его должностей (Всеславянского Комитета, Комитета по Сталинским премиям, художественного руководителя Киевской киностудии и пр.). На всем протяжении 44–45 гг. имя Довженко продолжает упоминаться в донесениях агентуры КГБ и записках ЦК, в которых его обвиняли в национализме, в «отходе от нашей идеологии» и т. п… (Очерки151). Довженко продолжал работать в кино, но «проработку» он вряд ли мог забыть. В 48 г. он делает фильм «Жизнь в цвету» (Мичурин), «показанный общественности». Но прежнего положения до смерти он никогда не достиг. Задуманный им большой фильм «Поэма о море» он так и не успел завершить. Его закончила жена и сподвижница Довженко Юлия Солнцева (58 г.). 25 ноября 56 г. Довженко умер от «острой сердечной недостаточности». Слава вернулась к нему после смерти. Он стал одним из классиков советского кино. Киевская киностудия названа его именем, а в 59-м году он был посмертно награжден Ленинской премией.

В чем-то перекликалась с историей Довженко судьба режиссера С. М. Эйзенштейна. История с его фильмом «Иван Грозный» происходит на грани военного и послевоенного периода. К этому времени он режиссер с мировой славой. В 25 г. он ставит революционную киноэпопею «Броненосец Потемкин». Фильм имел мировой успех. Его сразу стали называть гениальным… В 26 г. американская киноакадемия именует его «лучшим фильмом» за всю историю кино. Такая оценка сохраняется на десятилетия. «Один из лучших фильмов», — говорят о нем в 54 г. французы. В итоге международного опроса критиков в 58 г. в Брюсселе его называют первым из 12 лучших фильмов всех времен и народов (за него голосуют 110 опрошенных из 117). В 26 г. фильм смотрит Сталин и одобряет его. Позднее Эйзенштейн ставит фильм «Октябрь» (27), сцены из которого позднее воспринимались как реальная хроника революционных событий. Уже этот фильм, поставленный к 10-летию Октября, встретил цензурные препятствия. В первоначальном варианте там упоминалось о Троцком. Г. К. Александров в своих воспоминаниях «Эпоха и кино» (76 г.) пишет об этом, о встрече Эйзенштейна и Сталина в монтажной 7 ноября 27 г. Последнее мало правдоподобно, но упоминания

в фильме тех деятелей, которые к 27 г. сходили или уже сошли с исторической сцены, вполне вероятно. Во всяком случае, когда весной 38 г. фильм выходит на экран, Троцкого там нет (Гром185). Вообще же Эйзенштейн со Сталиным встречался. На одной из встреч Сталин согласился на длительную командировку Эйзенштейна в Соединенные Штаты, в Мексику. По словам С. Волкова в 29 г. Сталин посылает Эйзенштейна сперва в Европу, а потом в Голливуд, сказав ему: «Детально изучите звуковое кино. Это очень важно для нас» (455). За границей режиссер задержался надолго. Ходили слухи об его невозвращении. В 31 г. на Политбюро высказывается недовольство тем, что истрачено 25 тыс. долларов на дезертира из СССР — Эйзенштейна. 21 ноября 31 г. телеграмма Сталина Э. Синклеру, который оказывал Эйзенштейну материальную поддержку. В ней упоминалось о том, что режиссер утратил доверие своих товарищей. Но Эйзенштейн вернулся, и даже наказания за длительную задержку не последовало. В 34 г. он — делегат Первого съезда писателей.

В средине 30-х гг. Эйзенштейн работает над фильмом «Бежин луг». К его замыслу режиссер обращается дважды: 1) в 35–37 гг, 2) в начале 40 гг. Но осуществить его так и не удается (Геллер Концентр). К рассказу Тургенева «Бежин луг» фильм не имел отношения, а вот к роману «Отцы и дети» имел. В центре фильма — столкновение двух поколений, отцов и детей. В послереволюционной России эта тема стала особенно актуальна во время Гражданской войны и в более позднее время — при ее изображении. Обычно в центре произведений на эту тему — конфликт, иногда оканчивавшийся убийством, отца и сыновей, братьев, мужа и жены, двух возлюбленных, оказавшихся в разных лагерях классовой борьбы («Донские рассказы» Шолохова, повесть Лавренева и фильм «Сорок первый» и др.). В иной форме этот же конфликт отразился при изображении коллективизации. Он и составил канву «Бежина луга». В основе фильма — конкретный факт: в 32 г. пионер Павлик Морозов, житель сибирской деревни Герасимовка, сообщил властям, что его отец — работник сельсовета — продает кулакам нужные им документы. Отца арестовали и расстреляли, а родственники убили пионера (4 сентября 32 г. Об этом событии см. книгу Ю. Дружникова «Доносчик 001, или Вознесение Павлика Морозова». Лондон, 1988; М.,1995. См. также интервью Дружникова «Дитя террора»// «Вышгород». Таллинн, 2003, № 3). Павлик Морозов стал неким символом героического служения Родине (как позднее Матросов, Зоя Космодемянская), идеалом советского пионера («для ребят хорошим был примером»). О нем слагались песни рассказывались легенды, его именем клялись. То, что происходило на самом деле, обросло слоем мифов:

Был в борьбе с врагом Морозов Павел, И других бороться с ним учил. Перед всей деревней выступая, Своего отца разоблачил

Не слишком художественно, зато идеологически выдержано. Мало чем отличается от изображения фашистских юнцов в пьесе Б. Брехта «Страх и нищета в Третьей империи»:

Идут прелестные детки, Что служат в контрразведке, Доносит каждый юнец, О чем болтают и мама и папа, И вот уже мама и папа — в гестапо, И маме и папе конец

А мы пели песню, возвеличивающую Павлика Морозова, одновременно возмущаясь «прелестными детками», доносящими в Гестапо на своих родителей, и не замечали разительного сходства между тем и другим поведением. Знаменательно, что в такого рода произведениях изображается конфликт внутрисемейный, но отражающий классовую борьбу, где классовое оказывается важнее семейного, побеждает его. Именно такое решение подразумевалось убеждением, что общественное выше, чем личное. Такой подход был одной и особенностей советской идеологии, отражавшейся в социалистическом реализме. Он связан с разрушением основ, характерных для большинства социальных устройств (религии, собственности, семьи). Именно на таком разрушении строилась идеология формирования «нового человека». И Эйзенштейн принимал такой подход. Замысел фильма возник в весьма официальном русле.

В 35 г. по сценарию А. Ржешевского режиссер начинает работу над фильмом. В первом варианте сценария борьба между отцом и сыном давалась как борьба двух принципов социального сознания: древне-патриархального, общинно-религиозного и социалистического, коллективистского, как столкновение двух этических норм: древней, библейской и новой, социалистической. Возникала некая трагедия, философско-исторически осмысленная; «смерть пионера Павлика Морозова принимала характер религиозного, мистического, с католической пышностью поставленного действия», в тоне библейской драмы об Аврааме, приносящем в жертву сына. Фильм не понравился. От режиссера потребовали вовсе не такого глубоко трагедийного осмысления, а прямого отображения «обостряющейся классовой борьбы», изображения «врага» и безусловного обличения его (Геллер185).

5 марта 37 г. принято специальное постановление Политбюро. В нем подчеркивалась «антихудожественность и явная политическая несостоятельность» фильма. Режиссеру предложили его переделать. Эйзенштейн обращается к второму варианту, пригласив как автора диалогов Бабеля. Режиссеру даны прямые указания, в каком направлении переделывать фильм: конкретней мотивировать переход отца к прямому вредительству, оставить героя (в фильме он назывался Степок) живым, чтобы не было пессимистического конца, усилить классовуюсущность конфликта (что вело к снятию трагедийности, к исчезновению конфликта двух принципов социального сознания). По сути, отвергалось главное в замысле Эйзенштейна, появлялась прямолинейно-газетная трактовка. От режиссера потребовали подробнее показать донос сына на отца (хороший пример! — ПР). Появляется мотив отреченияот кровного отца, убийства его во имя отца духовного — Начальника Политотдела, как некоего символа всезнающего вождя,т. е. самого Сталина. Этот мотив убийства отца кровного во имя отца духовного, венчанного царя, переходит позднее в фильм об Иване Грозном (клятва опричников: отказаться от рода, племени, позабыть отца, мать родную; сын, Федор Басманов, по приказу царя, убивает кровного отца, убийство превращается в государственную необходимость).