Из истории русской, советской и постсоветской цензуры

Рейфман Павел Семенович

Всё происходящее может подкреплять версию: инициатором постановления был, конечно, Сталин, а вот конкретный объект нападения определен кем-то другим, с кем он согласился; не исключено, что Маленковым, на имя которого подана записка Еголина 3 августа, которая запустиламеханизм подготовки постановления. Не исключено, что записка инспирирована Маленковым. Следует, правда, помнить, что к Ленинграду Сталин вообще относился довольно враждебно.

Что же произошло к моменту обсуждения ленинградских журналов на Оргбюро ЦК 9 августа? И почему обсуждались именно они. Попытаемся восстановить ситуацию: репрессии второй половины 40-х годов, видимо, задуманы Сталиным, считавшим, что писатели, деятели искусства за время войны «распустились» и их необходимо «подтянуть». Но конкретно объект репрессий не намечался. Об этом свидетельствует и поведение Сталина во время обсуждения, не слишком агрессивное. Удар по ленинградским журналам не был предсказуемым. Более вероятными казались репрессии против изданий столичных. Именно они наиболее часто подвергались нападкам властей. «Звезда» иногда еще подвергалась критике, в числе других, столичных,

журналов, в первую очередь «Нового мира», «Ленинград» же вообще не упоминался; и вдруг… все внимание обращено на ленинградские издания.

Для того, чтобы понять это, необходимо выйти за рамки литературы, остановиться на политической ситуации. За второе место (первое занимал Сталин) уже во время войны начинается борьба. Главные действующие лица — Щербаков, Жданов, Маленков. Щербаков сразу же после войны погиб. Оставалось двое. Кто из них первый? Именно Маленков был заинтересован в переориентации литературных репрессий на Ленинград — вотчину Жданова. Вероятно, не случайно донос Еголина адресован Маленкову, тот докладывает его Сталину, готовит заседание Оргбюро ЦК 9 августа и ведет его. К этому времени удар по ленинградскимизданиям уже определен. Маленкову, видимо, удалось убедить Сталина. Жданов, конечно, понимает, что удар направлен и против него и в его интересах взять инициативу в свои руки. Он добивается, что ему, а не Маленкову, поручена подготовка постановления о журналах «Звезда» и «Ленинград» и со всей рьяностью и строгостью берется за выполнение поручения. Кроме прочего, ему нужно продемонстрировать, что никакого снисхождения к ленинградцам он не испытывает.

Далее главной фигурой в подготовке постановления становится Жданов. Он, видимо, ставит Ахматову и Зощенко в центр постановления, «по старой памяти». Ахматову он «разбирал» в октябре 40-го года, Зощенко — совсем недавно, в конце 43-го. Даже формулировки обвинений в памяти сохранились. С Ахматовой дело было более или менее ясно. Ее стихи были знакомы Сталину, она раздражала его и он резко оборвал Прокофьева, когда тот попытался вступиться за Ахматову.

Зощенко он тоже знал и не любил. Но рассказ «Приключения обезьяны» не давал ни малейших оснований поставить его в центре обвинения. Сталин спрашивал: почему его не напечатали в детском журнале? Но ведь его напечатали именно в детском журнале. В «Звезду» он попал случайно. В данном случае Зощенко стал «без вины виноватым». Какого-либо подспудного смысла в рассказе не было, как и ориентации на «советских людей», как сказано в постановлении. Давать такой подтекст в журнале для детей младшего возраста было бы смешно. И напечатан в «Мурзилке» он закономерно, отчасти перекликаясь с «Мойдодыром» Чуковского. Невоспитанным детям, а не «советским людям» адресованы «Приключения обезьяны». Перепечатка их в «Звезде» давала, при большом желании, возможность истолковать рассказ как антисоветскую сатиру, придавая ему совершенно иной оттенок. Но ведь и Зощенко и редактор «Звезды» не помышляли о таком оттенке. Для Зощенко, видимо, создание рассказа входило в планы вынужденного отказа от сатиры, о котором он говорил агенту при допросе (опять аналогия с детскими стихами Чуковского). Но Зощенко «навяз в зубах». Жданов хорошо о нем помнил. Так рассказ «Приключения обезьяны» попал в постановление. А главное все же объяснялось тем, что интеллигенции снова нужно было дать понять: критикуют самых маститых и талантливых.

В материалах Управления пропаганды и агитации сохранилось дело о Зощенко. Там имелись сведения, собранные о нем, автобиография, написанная в 39 г, личная карточка-анкета члена ССП и небольшая справка о «Серапионовых братьях». Всё это позднее широко использовал Жданов.

Не остались в стороне и «органы». 10 августа 46 г. (т. е. на следующий день после заседания Оргбюро) министр Государственной Безопасности В. С. Абакумов посылает секретарю ЦК Кузнецову (члену комиссии по подготовке решения) справку КГБ по Зощенко. Совершенно секретно. 3 страницы. резко-отрицательной характеристики Зощенко. Ему приписываются высказывания, возможно выдуманные, возможно реальные. Кое-что перекликалось с содержанием беседы Зощенко с сотрудником НКВД (см. пятую главу), но знаменательно, что прежний материал извлекли на белый свет как раз перед докладом Жданова, как сведения для подготовки его. Справка так излагает позицию Зощенко: сейчас советская литература представляет собою жалкое зрелище; творчество должно быть свободным, а у нас всё по указке, по заданию, под давлением; мне нужно переждать, после войны литературная обстановка изменится, пока же я ни в чем не изменюсь, буду стоять на своих позициях. О том, что Зощенко и ныне продолжает критиковать строгость цензурного режима, «отсутствие условий для подлинного творчества»; у Зощенко, согласно справки, довольно обширный круг знакомых среди писателей Москвы и Ленинграда; творческий и жизненный путь его характеризуется как «антисоветский»; в последнее время, по мнению КГБ, творчество Зощенко «ограничивается созданием малохудожественных комедий, тенденциозных по своему содержанию: „Парусиновый портфель“, „Очень приятно“».

На основании сообщения, Абакумовыа, но в более кратком изложении, 14 августа 46 г. Еголин посылает Жданову справку о Зощенко (материал для доклада). Сокращения знаменательны. Опущено, что Зощенко ранен на фронте и отравлен газами, что освобожден из армии в 19 г. по болезни сердца, но оставлено, что был офицером в царской армии. И вывод о творчестве: пустые юмористические рассказы, пошлое зубоскальство, переходящее в глумление над советским человеком; ничего ценного не создал и в прежние, и в последние годы.

Вернемся к заседанию Оргбюро 9 августа. Выступление Вс. Вишневского. Тоже пытается полузащищать ленинградцев. Говорит о значении короткого рассказа (видимо, какая-то ориентация на Зощенко, а, может быть, и противопоставление ему). Но и критика Зощенко в унисон со Сталиным: «У него везде персонажами являются пьяные, калеки, инвалиды, везде драки, шум.

И вот возьмите его последний рассказ „Приключения обезьяны“, возьмите и сделайте анализ его. Вы увидите, что опять инвалиды, опять пивные, опять скандалы» (173). Говорит Вишневский и о недостатках редакции «Звезды», её вине. Чей-то голос: «хвалили в журнале Ю. Германа». Выступление П. С. Попкова (первого секретаря горкома Ленинграда, после смерти Жданова репрессированного). Ответ на реплику: «да, хвалили, не критиковали». Соглашается с закрытием «Ленинграда», с тем, что состав редакции «Звезды» следует пересмотреть. Предлагает назначить редактором Прокофьева. Реплика Маленкова: «надо ли оставлять в редакции Ю. Германа?» Сталин: «Он хороший писатель, но они думают, что писатели политикой не занимаются, проповедуют аполитичность» (снова демонстрирует себя в роли снисходительного эрудита — ПР). Выступление Тихонова (руководителя Союза Писателей): «мы все отвечаем за советскую литературу»; об Ахматовой: «Нового Ахматова ничего не может дать»; об увлечении иностранщиной (как пример — Пристли, но и не только он): «Журналы делали также ошибку, когда выдвигали Бальзака и других иностранных писателей. Конечно, наши рассказы начинающих авторов не выдерживают критики, но все-таки нельзя было этого делать». Всё же Тихонов считает, что «Ленинград» закрывать нельзя. Реплика Сталина: «они (журналы) должны воспитывать нашу молодежь». Выступление Широкого (секретаря по пропаганде Ленинградского горкома): «Александров дал правильную оценку, с которой нельзя не согласиться; признание слабой работу редакции и руководства горкома; в обоих журналах редколлегии плохо работают, нагрузка падает на одного-двух человек; „писателям надо учиться в университете марксизма-ленинизма“. Реплика Сталина: „не нужно, они самостоятельно должны работать“. Широкого (мелкая шавка, подголосок — ПР) перебивают многие, Сталин, Жданов, Маленков. Последний подает много недоброжелательных реплик. Выступление Попкова. У него сложная задача: объяснить причины слабого руководства горкома журналами, но и отвести от горкома конкретные обвинения по поводу самостоятельного, не согласованного с ЦК, утверждения редколлегии „Звезды“. Он делает упор на виновности писателей и редколлегии, стараясь преуменьшить вину партийных органов: „Я считаю, что виновата редакционная коллегия <…> У них у всех очень большой авторитет имеет Зощенко<…>когда обсуждали последний состав редакции я не был, но они все рекомендовали Зощенко“. Его перебивает Маленков: „Зачем Зощенко утвердили?“ (членом редколлегии — ПР). Попков берет вину на себя: „проглядел, был в отсутствии“.

Следует особенно отметить реплики Маленкова. Он подробно не выступает, но замечания его имеют вполне определенный характер. Весьма агрессивен. За время заседания сделал больше реплик и задал вопросов, чем Жданов, другие. На вопрос Сталина, осведомлен ли Ленинградский комитет о составе редакции журналов, Маленков „выскакивает“ (ведь вопрос обращен не к нему): „Это ленинградский комитет решил“; и далее о том, что Ленинградский горком, утверждая редакцию „Звезды“, ввел в нее Зощенко (175). Именно по предложению Маленкова в окончательный вариант постановления внесен пункт о грубой политической ошибке Ленинградского горкома. Участники заседания вспоминали и другие его реплики: „Они там битых у себя в Ленинграде приютили!“, «И обиженных приютили. Зощенко критиковали, а вы его приютили». Автор воспоминаний, П. Капица, пишет, что воспроизводит реплики Маленкова отчасти по памяти, отчасти по торопливым записям, но очень точно передает свое настроение, помнит его глаза «без улыбки, а лицо вечно серьезное, как у евнуха» (175). Маленков по решению Оргбюро включен в комиссию по подготовке окончательного варианта постановления, т. е. «переброшен на идеологию», пусть в разовом порядке (176). Того он и добивался.

Всё же общее руководство подготовкой и проведением кампании поручено не ему, а Жданову. Тот уже стал стараться. Ничего другого ему не оставалось. Надо было проявлять усердие, показать, что он, не менее Маленкова, борется зя идеологическую чистоту литературы. Это ему удалось. При этом нужно понимать, что роль погромщика литературы Жданову не столь уж неприятна. Она соответствовала его наклонностям. Он вошел во вкус. Только разве что с Ленинграда Жданов, вероятно, не начал, если бы не необходимость.

Он, член политбюро с 39 г., остался вторым (после Сталина). Как бы его наследником. Явно опережает Маленкова. «Венценосный» брак Светланы Алилуевой с Юрием Ждановым, тоже начавшим выступать в роли идеолога (потом либеральствующий ректор Ростовского университета; сразу после смерти Жданова молодожены развелись). Загадочная внезапная смерть Жданова в 1948 г. Осенью 50-го г. возникает Ленинградское дело. Подсудимые — партийные руководители Ленинграда, ставленники Жданова. Разгром партийной и административной верхушки города на Неве. Расстрелы и пр. Маленков выходит на первое место после Сталина. Он делает доклад на XIX съезде. После смерти Сталина сразу влезает в опустевшие «сталинские калоши» (оценка западных корреспондентов).

14 августа 46 г. постановление Оргбюро ЦК… «О журналах „Звезда“ и „Ленинград“». Конкретные обвинения конкретных писателей, в основном Зощенко и Ахматовой. И об общих ошибках, допущенных в ленинградских журналах. Редактором «Звезды» назначен Еголин (не Прокофьев, как предполагалось), с сохранением должности зам. начальника Управления пропаганды ЦК. Журнал «Ленинград» закрыт. Выговоры, увольнения с работы, в том числе работников Ленинградского горкома. Оставшихся и лично Попкова обязывали принять меры по улучшению, усилению и пр. Контроль за исполнением возложен на начальника Управления пропаганды и агитации ЦК Г. Александрова. Решено через 3 месяца на Оргбюро ЦК заслушать отчет Еголина о выполнении постановления. Для его разъяснения в Ленинград постановили направить Жданова. Всё это изложено довольно подробно в сборнике «Литературный фронт (221-5). В примечаниях говорится, что впервые в нем текст постановления приведен полностью (обычно опускали последние 9 из 13 его пунктов).