Из истории русской, советской и постсоветской цензуры

Рейфман Павел Семенович

Осенью 1828 г. молодой А. В. Никитенко, позднее известный либеральный цензор, профессор, писатель, мемуарист, принимает участие в составлении примечаний к цензурному уставу. Он, видимо, уточнял общие указания применительно к повседневной цензурной практике. В целом устав 1828 г. Никитенко нравится. Он и в дальнейшем остается его сторонником (477-8). По мнению Никитенко, устав одушевлен желанием отечеству благоденствия с помощью просвещения, развитие которого невозможно без благоразумной свободы мыслей. Никитенко отмечает, что многие «гасители света», враги просвещения недовольны уставом: уже возникли жалобы на его излишний либерализм, предоставляемую им чрезмерную свободу мысли. В работе над примечаниями многое пришлось смягчить (о сатирических сочинениях на пороки духовенства). В 1829 г., вновь с похвалой отзываясь об уставе, Никитенко пишет, что он свидетельствует о добрых намерениях царя, решает вопрос «Полезно ли России просвещение?» и решает его положительно. Но при этом Никитенко прозорливо

добавляет: это в теории, а как будет на практике — увидим (85). Никитенко оказался пророком: из его дальнейших дневниковых записей видно, что опасения были не напрасны. И всё же устав не столь уж плох.

Но уже в первые годы царствования Николая создаются корпус жандармов, III отделение. Они на долгие годы определили дальнейшую судьбу многих русских людей, русской литературы, мысли. Идея создания жандармского корпуса возникла в зародыше давно, еще у Павла. Позднее, уже при Александре I, создано два тайных комитета: высшей полиции и охраны общественной безопасности (1805, 1807 гг.). В начале 1821 г., после бунта в Семеновском полку (1820), создана тайная военная полиция. После событий 14 декабря, пережитого Николаем ужаса, у него всё более зреет мысль о необходимости упрочить будущее, пресечь возможность повторения подобных потрясений. Идея создания всеохватывающего тайного надзора, который заодно можно использовать для борьбы с различными злоупотреблениями властей. Во главе такого надзора поставлен Бенкендорф. Еще в начале 1820-х гг. он подавал Александру записку, предупреждая о готовящемся заговоре, о тайных обществах (она дается в приложениях к книге Лемке «Николаевские жандармы…»). А. Х. Бенкендорф как раз вернулся в это время из Парижа, где служил при русском посольстве. Он предлагал Александру создать тайную полицию по образцу французской жандармерии. После вступления на престол Николая Бенкендорф, кое-что изменив и подправив, подал ему свой проект. Тот передал его на рассмотрение начальнику Главного штаба фельдмаршалу И. И. Дибичу и петербургскому генерал-губернатору П. А. Толстому, имевших большое влияние на царя. (Лем. 12–13). Они, видимо, возражали против проекта.

Тем не менее 25 июня 1826 г. (день рождения Николая; преподнес сам себе подарочек — ПР) появился указ об основании III отделения, жандармской полиции, как отдельного, независимого учреждения, шефом которого назначен Бенкендорф. Именно не министерство, а III отделение собственной его императорского величества канцелярии. Это придавало особую значимость III отделению, подчиняло его непосредственно царю, без всяких промежуточных инстанций. Формируется и корпус жандармской полиции. 28 апреля 1827 г. утверждено положение о корпусе жандармов, его статусе. Круг деятельности III отделения оказывался чрезвычайно широким, но прямо не говорилось об его участии в делах цензуры. Исследователь М. Лемке считает, что эта роль подразумевалась сама собой. Она была настолько велика, что многие полагали: цензура и формально находится в ведении III отделения. На самом деле перед ним ставилась задача более широкая: охрана устоев государственной жизни. Но цензура, как нечто частное, в такую задачу действительно входила. Бенкендорф стал как бы первым министром, а остальные должны были принимать к исполнению его распоряжения. В том числе цензура.

Бенкендорф считал, что чуть ли не все русские подданные — потенциальные злоумышленники. Большое внимание уделял он всякого рода кружкам, отдельным «подозрительным личностям». Под контролем III отделения оказалась вся Россия. Рассказ о платке, который Николай, определяя задачи III отделения, вручил Бенкендорфу для утирания слез вдов и сирот, видимо, легенда. Но в инструкции много места уделено борьбе с злоупотреблениями всякого рода, в том числе местными, с нарушениями законов, с произволом сильных лиц и пр.

Учредители III отделения стремились скрыть его истинный замысел, привлечь к работе людей достойных, пользующихся общественным доверием. Речь шла о благородных чувствах и правилах, которые должны вести к приобретению уважения всех сословий к новому учреждению. Говорилось о чиновниках, получивших возможность, при посредстве III отделения, донести глас страждущих до царя: такой путь — кратчайший путь к царскому покровительству. Предполагалось вербовать многочисленных сотрудников, ибо всякий гражданин, любящий отечество, правду, спокойствие станет вам (работникам III отделения — ПР) помогать. Предлагалось сообщать о бедных чиновниках, для оказания им возможного пособия. Т. е. планировалось создание многочисленной армии своего рода «осведомителей». В такой привлекательной упаковке подавалось возрождение, по существу, тайной полиции, уничтоженной Петром III, затем Александром I.

Краткие сведения о главе этой армии, Бенкендорфе. Обычно о нем знают только то, что он был главным гебешником своего времени, что верно, но биографии его не исчерпывает. В 1813–1815 гг., во время войны с Наполеоном, Бенкендорф — боевой генерал. Потом начальник штаба Гвардейского корпуса. Александр к нему холоден. После 14–16 декабря 1825 г. он приближен к новому царю. Принимает непосредственное участие в подавлении восстания,

командует войсками на Васильевском острове. Играет видную роль в следственной комиссии по делу декабристов (внешние приличия, но крайняя жестокость; настаивал на смертельном приговоре зачинщикам). Присутствовал лично при казни. Позднее рассказывал об этом, не скрывал, не стыдися. Николай ему благодарен, как одному из тех, кто проявил верность в решающую минуту. В декабре 1826 г. Бенкендорф становится сенатором. Щедро наделен земельными угодьями. Барон Корф вспоминал о нем: отрицательно-добрый, верен и предан царю, не имея личной воли и взгляда; без знания дела, без охоты к занятиям; его именем совершено много зла. Довольно невежественный. Анекдоты о нем. Николай его любил и верил ему. В 1837 г., во время болезни Бенкендорфа, целые часы просиживал у его кровати, плакал. До болезни он — неизменный спутник царя во всех его поездках, путешествиях, обычно занимал соседнее место в коляске. Герцен о нем в «Былом и думах». Обскурант. Считал вредными для России просвещение, русскую литературу; последнюю, по его мнению, хорошо бы вообще упразднить. Его правило: не нужно торопиться.

Первый его помощник М.Я. фон Фок — директор канцелярии. По общему мнению, человек образованный и светский, имевший связи в высшем обществе Петербурга. Умен, прекрасный работник. Умер в 1831 г. Положительный отзыв о нем Пушкина. Старался вербовать остальных сотрудников из порядочных людей, из высшего общества, возможно, всерьез принимая намерения Николая, может быть, в то время и искренние (там будут лучшие фамилии). В то же время усердно выполнял обязанности жандармского надзора, руководил политическим сыском.

Между тем цензура по-прежнему остается в министерстве просвещения, хотя III отделение всё более вмешивается в ее дела. Оно не предупреждает авторов, редакции о своем вмешательстве, не несет никакой ответственности. Рассматривает только уже вышедшие книги и журналы. Но выносит о них свои решения, определяющие их судьбу, судьбу авторов и пропустивших эти книги цензоров. Т. е. по сути уже с конца 1820-х годов появляется сочетание двух цензур: предварительной и карательной. Постепенно III отделение набирает силу. Вместо уволенного А. Н. Мордвинова, пропустившего портрет Бестужева, начальником штаба корпуса жандармов (управляющим) назначен Л. В. Дубельт. Несколько слов о нем: Мать — похищенная испанская принцесса. Жена — племянница известного адмирала Н. С. Мордвинова, единственного из членов следственной комиссии по делу декабристов, высказавшегося против смертного приговора. До прихода в III отделение слывет либералом. Греч отзывался о Дубельте: член масонской ложи, один из первых «крикунов-либералов» Южной армии. Участник Отечественной войны. После декабрьского восстания, по словам Греча, многие спрашивали: почему не арестовывают Дубельта? В 1829 г. отставка с поста командира полка (поспорил с командиром дивизии). С 1830 г. работа в жандармском корпусе. Его жена возражала: не будь жандармом. Дубельт успокаивает её, говорит, что идет туда с самыми высокими и благородными стремлениями. Достоевский называл Дубельта «преприятным человеком» (впечатление от допросов по делу Петрашевского). Иное ощущение у В. А. Кокорева. Дубельт спросил его о впечатлении от свидания с ним. Кокорев сравнил себя с укротителем Замом, входящим в клетку со львом.

Жуковский пишет о Дубельте:

Быть может, он не всем угоден, Ведь это общий наш удел, Но добр он, честен, благороден, Вот перечень его всех дел

Необычный характер. Презрение к агентам. Выдает вознаграждение им, кратное трем (т. е. 30 сребреников Иуды). Пощечины агентам, занимающимся клеветой. Но это поза, возможно, для самооправдания, а не суть. Его высоко ценил Бенкендорф, плакал при отъезде Дубельта за границу. Ловелас. По слухам, выполнял и интимные поручения своего шефа. Репутация неподкупной честности. Сам Николай убедился, что Дубельта нелегко поймать на взятках. Даже сказал, что у него нет такого количества денег, чтобы подкупить Дубельта (см. «Никол. Жанд». 120-26).

В 1830-е гг. III отделение становится верховным надзирателем и вершителем по всем цензурным делам. Знаменательно, что Бенкендорф входит в состав комиссии по составлению цензурного устава 1828 г. Он добивается, чтобы ему неофициально подчинили театральную цензуру, что и было сделано. Театральные постановки находились под его личным надзором. А в 1832 г. (пров!) он ввел своего представителя, управляющего III отделением Мордвинова, в состав Главного Управления цензуры. III отделение приказывает, чтобы типографщики доставляли ему по одному экземпляру всех издаваемых сочинений. В том же распоряжении цензорам было велено, чтобы они, если к ним попадет сочинение, проповедующее безбожие или нарушение обязанностей верноподданного, сразу сообщали об этом высшему начальству, для установления за виновными надзора или преданию их суду. Уже в конце 20-х гг. Бенкендорф просит распоряжения царя о доставке в III отделение по одному экземпляру всех журналов и листов, чтобы удобнее наблюдать за направлением периодики, предотвращать неблагоприятные впечатления и толки. Царь соглашается на это.