Из ложно понятых интересов службы
Шрифт:
Председатель профсоюзного комитета сидел за рабочим столом и с самым мрачным выражением лица пил чай.
— Здорово, Костя! Что такой недовольный? Случилось что? — преувеличено весело завопил я.
— Привет. — профкомовец мазнул по мне отстраненным взглядом: — Случилось. Сегодня у меня актив с утра собирался, доложили, что Хилкова на следующей неделе собирается то ли забастовку начинать, то ли еще что. Короче, всем обещает деньги с директора выбить, за все шесть месяцев. Ну и народ к ней побежал, мне уже двадцать заявлений о выходе из профсоюза
— Понятно. Слушай, Костя, пойдем до моего кабинета дойдем, надо мне при свидетелях его осмотреть…
— Зачем? — с профорга мгновенно слетела вся его меланхолия.
— Понимаешь, мне кажется, что в кабинет кто-то, в мое отсутствие, заходил. Боюсь, чтобы не подбросили чего-нибудь…
— Так это уборщица с утра прибегала, полы мыла. — сразу же поскучнел председатель профкома: — Она сегодня днем прийти не сможет, вот, с раннего утра прибежала.
— Да? — моя, орущая в глубине души, паранойя чуть-чуть утихла: — Ты точно видел?
— Точно, точно. — профкомовец снова уткнулся в стакан: — Она и у меня помыла. Только закончила, как народ набежал…
Хозяин кабинета грустно махнул рукой на черные следы рабочих ботинок, покрывавшую середину кабинета.
Успокоенный я пришел на рабочее место, не успел повесить верхнюю одежду в шкаф. Как зазвонил телефон.
— Павел Николаевич! — строгим голосом начальника канцелярии обратилась ко мне трубка: — Григорий Андреевич уже полтора часа вас разыскивает.
— Надежда Константиновна, как же так? Какие полтора часа? Я же с девяти работаю, а сейчас только пять минут десятого!
— Я ничего не знаю, директор работает с половины восьмого, и все время вас разыскивал. — отрезала строгая женщина и положила трубку.
В кабинет генерального я входил осторожно, ожидая любой пакости.
— Сегодня, после совещания с начальниками цехов, на столе, за бумагами, обнаружил. — директор показал мне кассету МК60, после чего засунул ее в музыкальный центр.
Ожидаемо из динамиков послышался наш разговор с юристом в кафе «Затейница».
— Что и требовалось доказать. Скорее всего воруют под руководством одного из цеховых начальников, а мой предшественник их прикрывал с юридической стороны за долю малую. А может и не один начальник…- я впал в глубокую задумчивость.
— У меня пять цехов, три склада и десяток участков вне территории области. — директор задумчиво постучал пальцами по полированной поверхности стола: — Что предлагаешь?
— Я?
— Ну а кто? Тебя же этому должны были учить?
— Ну, моя работа, как бы маленько другая, не экономическая преступность…
— Хорошо. Тогда найди того, кто разберется!
— Я вам завтра ответ дам, хорошо?
— Завтра? Меня устраивает. — директор что-то записал в свой ежедневник:
— Тогда до завтра.
— У нас еще один момент, Григорий Андреевич, важный мне кажется, назрел. — я остался сидеть на стуле, показывая, что никуда уходить не собираюсь.
— Говори.
— На предприятии какие-то брожения нехорошие идут в отношении профкома.
— Подожди! — директор поднял телефонную трубку: — Надежда, председателя профкома ко мне пригласи, пожалуйста, я его жду.
Костя прибежал через три минуты, подозрительно зыркнул на меня недобрым взглядом и по приглашающему жесту директора, плюхнулся на стул.
— Константин Генрихович, здравствуй. — директор через стол протянул профоргу руку: — А ты что мне не рассказал, что за дела у тебя творятся в профсоюзе? И заместитель твой, старый хрен, ушел на больничный молчком, и тоже не доложил, как будто, так и надо. С чем он у тебя там болеет? Руку об биллиардный мяч ушиб? Ладно, это твой сотрудник, и твое дело. Ты про подготовку к продлению коллективного договора мне лучше расскажи, все у тебя готово? Рабочие что предлагают?
Костя, потея и волнуясь, стал сбивчиво, перескакивая с одного на другое, рассказывать о обидах, что чинит ему активная обмотчица со своим независимым профсоюзом из трех подружек…
— Погоди, Константин Генрихович… — директор властным жестом велел профоргу замолчать и поднял трубку: — Светлана Владимировна, привет. Можешь мне сказать, сколько в нашу бухгалтерию поступило заявлений о выходе из профсоюза? Да? И сколько? Перезвони мне пожалуйста, я у телефона жду.
Пару минут мы просидели в тишине. Костя рассматривал трещины на паркете, я рисовал лошадку на странице ежедневника, а директор смотрел в окно, наверное, мечтая выкинуть из него всех надоед-посетителей, которые приносят в этот кабинет только одни проблемы.
Звонок телефона раздался ожидаемо- неожиданно и все присутствующие облегченно вздохнули. Директор молча выслушал, что прочирикала ему в трубку заместитель главного бухгалтера, промолвив лишь «Спасибо» в конце разговора.
— Константин Генрихович, а почему ты мне не сказал, что у тебя за две недели из профсоюза сто семь человек вышло?
— Что сто семь — я не знал…- пролепетал Костя, не отрывая взгляда от паркета.
— А то, что сорок восемь человек написали заявление, чтобы у них один процент заработка перечисляли на счет профсоюзной организации «Солидарность», ты тоже не знал?
Профорг в испуге вскинул взгляд на директора — то, что он терял деньги было плохо, но то, что деньги доставались его врагу, было вдвойне хуже.
— И что… — пересохшими губами просипел Костя: — перечисляют?
— Пока нет, у той дамы какие-то проблемы с регистрацией, расчетный счет она открыть не может. Но ты не успокаивайся, она женщина пробивная, рано или поздно откроет счет, а бухгалтерия обязана деньги будет перечислить.
Костя опустил голову, вновь обратившись к созерцанию плашек паркета.