Из морга в дурдом и обратно
Шрифт:
— Да нет у меня никакого душевного разлада!
— Есть, иначе бы ты сейчас не злился, а смеялся.
Владимир не нашелся с ответом.
— Знаешь, на кого ты похож в последнее время? — продолжила Елена. — На отца Федора из «Двенадцати стульев». Помнишь, как там? — она прикрыла глаза и по памяти процитировала: — Взалкал отец Федор. Захотелось ему богатства. Понесло его по России, за гарнитуром генеральши Поповой, в котором, надо признаться, ни черта нет.
— И какая тут взаимосвязь? — нахмурился Данилов.
Официантка принесла
— Счет, пожалуйста, — попросил Данилов, взглянув на часы.
— Простая, — Елена достала из пачки новую сигарету. — Ты тоже взалкал. Тебе захотелось химер, и тебя тоже понесло. Ну, признайся, неужели у тебя нет ощущения того, что ты поступаешь неправильно? Что вся эта затея с ординатурой не стоит и выеденного яйца? Что вместо ординатуры по патологоанатомии можно пойти в ординатуру по кардиологии, в конце концов! Кардиология плюс реаниматология — отличная перспектива для такого врача, как ты!
— Ты говоришь так, как будто я — маленький ребенок. Можно подумать, что мне не тяжело было уйти из лечебной медицины, — Данилов осторожно отпил обжигающий кофе и разочарованно отодвинул от себя чашку — напиток чрезмерно горчил и слегка отдавал гарью. — Но я не мог заставить себя продолжить работать анестезиологом. — Каждая пациентка ввергала меня в ступор. Я терялся, я сомневался, я боялся упустить что-нибудь и в то же время понимал, что в таком состоянии я непременно пропущу нечто важное или недооценю его и приму неверное решение. Тебе ли не знать, чем это чревато! Да меня просто трясло от сомнений, волнений и растущего с каждым днем неверия в себя!
Официантка принесла счет.
— Подождите, пожалуйста, — Данилов расплатился, не забыв про чаевые.
— Спасибо, — поблагодарила официантка и ушла, давая клиентам возможность спокойно допить кофе.
— Хочу на свежий воздух! — Елена пригубила свой кофе и тоже не стала его допивать.
— Пошли, — Данилов подал Елене дубленку, а потом накинул куртку и вышел, не застегиваясь.
Подышать свежим воздухом не получилось — машина уже ждала их напротив входа в ресторан.
В салоне Данилов заснул: усталость, водка и умиротворяющий шум двигателя убаюкали его. Лифт не работал, пришлось топать пешком. Прогулка по лестнице разогнала остатки сна, и в квартиру Данилов вошел бодрым, посвежевшим и избавившимся от головной боли.
— Я хочу чаю, — сказала Елена. — Ты как?
— Я — кофе, — ответил Данилов.
После ресторана нестерпимо хотелось кофе и продолжить разговор. Елена, кажется, сказала все, что хотела, и теперь была очередь Владимира.
Данилов варил кофе и продумывал разговор. Фраза «при всех моих недостатках, я никогда не скрывал от тебя ничего важного, касающегося наших отношений» была отвергнута: слишком пафосно. Можно было сказать:
«Чтобы я ни делал, я всегда…» — нет, нельзя. Лучше, наверное, вообще не говорить о себе, просто взять и спросить: «Ты ничего не хочешь мне сказать?» Вот-вот!
Именно так. Это, пожалуй, самый
— Ты ничего не хочешь мне сказать? — Данилов очень старался справиться с волнением, задавая этот вопрос, и, кажется, ему это удалось.
— Хочу, — улыбка Елены была немного виноватой. — Хочу, но никак не решаюсь…
— Почему? — голос Данилова звучал мягче мягкого. — Если хочешь, то скажи, обязательно скажи.
— Так трудно решиться на это…
— Чего ты боишься? — Данилов протянул руку через стол и коснулся пальцами Елениной щеки. — Я все пойму правильно.
— Обещаешь? — Елена посмотрела ему в глаза, словно пытаясь найти там ответ.
Данилов молча кивнул.
— Хорошо, — после недолгого молчания решилась Елена. — Ты совершенно прав, когда говоришь, что был вынужден изменить свою жизнь под влиянием факторов, от тебя не зависящих. Не могу с этим спорить…
«К чему такое предисловие? — удивился Данилов. — Сколько можно ходить вокруг да около? Пора бы уже и к делу перейти».
— Но выход есть всегда, — видя, что Владимир внимательно слушает, Елена приободрилась. — И хороший врач может помочь тебе с этим справиться…
— Какой врач? — изумился Данилов.
— Психоаналитик, разумеется, — ответила Елена.
«Разумеется» стало последней каплей. Той самой соломинкой, под которой издох верблюд даниловского терпения.
— Ты предлагаешь мне проконсультироваться у психиатра?! — Данилов повысил голос.
— У психоаналитика… Можешь назвать его психотерапевтом.
— Какая разница между жопой и задницей! Неужели все недоступное твоему пониманию следует считать патологией?
— Вова! Данилов!
— Я хрен-те сколько лет Вова Данилов, и не надо делать из меня психа! Сама сходи к психоаналитику и попроси объяснить разницу между нормой и патологией!
Хотелось разбить чашку и разломать в щепки стол. Хотелось биться головой об стену. Хотелось совершить что-то запоминающееся, такое, что навсегда отобьет у Елены желание оскорблять его.
— О, как это гламурно — по всякому поводу бегать к психоаналитику! И что он мне скажет? Спросит, в каком возрасте я начал заниматься онанизмом, проведет три-четыре сеанса гипноза и посоветует гулять перед сном? От кого, но от тебя я этого не ожидал! Чего угодно ожидал, но только не этого!
— Но что тут такого? — глаза Елены постепенно наполнялись слезами. — Успокойся!
— И ты еще спрашиваешь! — Владимир смахнул чашку на пол; дзенкнуло. — И ты еще советуешь успокоиться! Да как ты могла! Нет, это уму непостижимо…
Данилов обхватил голову руками и почувствовал, как она пульсирует в такт сердцебиению. Вибрировало все его тело. Все было как-то неожиданно, и оттого казалось продолжением увиденного спектакля. Такая вот театральная ссора. «Стоп! — приказал себе Данилов. — Так и кондратий хватит — икнуть не успеешь! Ну-ка, вдох-выдох!»