Из морга в дурдом и обратно
Шрифт:
— Для того чтобы избежать крупных неприятностей, надо правильно оценивать ситуацию и щедро делиться с ближними, — сказал Данилову Ерофеев. — С этим у Натальи Анатольевны все в порядке. Думаю, скоро мы узнаем о том, что ее попросту оклеветали.
Так и оказалось: дело о получении взятки вскоре было закрыто. Доцент Стаканникова с видом феникса, возродившегося из пепла, рассказывала всем, кто проявлял хоть малейший интерес, о том, как ее «хотели подставить завистники».
Данилова кафедральные проблемы совершенно не интересовали. В последнее время он был подавлен. Из жизни исчезли все радости, уступив место апатии, переходящей в уныние. «Усталость и авитаминоз», —
Заодно в оздоровительных целях Владимир почти отказался от спиртного, разве что иногда позволял себе выпить рюмку водки перед сном. Он ожидал одобрения от Елены, но та будто не замечала никаких перемен к лучшему.
С подачи Полянского Данилов попытался устроить нечто вроде романтического домашнего ужина. Цветы, бутылка марочного портвейна, телятина с грибами, любимые Еленой миндальные пирожные. Он уже тысячу лет не готовил ничего сложнее яичницы или жареной картошки, но кулинарные навыки сохранились — блюдо удалось на славу.
Елена обрадовалась: лучилась дружелюбием, шутила, хвалила телятину, съела все пирожные и вообще на несколько часов стала такой, как прежде. Даже сказала:
— Вова, ты делаешь просто феерические успехи!
Обрадованный Данилов решил, что при следующей встрече подарит Полянскому бутылку хорошего вина, но поспешил. Когда позже, в постели, окрыленный успехом, он попробовал обнять Елену, то получил отказ в самой категоричной форме. Не было никакого встречного порыва, никаких ответных прикосновений, никаких поцелуев. Елена чуть раздраженным тоном попросила: «Не надо», отвернулась и практически сразу заснула. Вот этот моментальный уход в сон и обидел Данилова больше всего. В нем явственно читалось: «Давай останемся друзьями», — и проглядывало полное отсутствие интереса к Данилову как к мужчине.
Полянский остался без бутылки. До четырех часов утра Владимир ворочался, скрипя зубами и подавлял в себе два чувства: сильнейшее раздражение, переходящее в бешенство, и желание упиться в стельку. Характер не подвел, помог справиться и с тем, и с другим. В конце концов Данилов заснул и проспал до половины седьмого беспокойным томительным сном, оставляющим после себя одну лишь головную боль.
По дороге на воскресное дежурство в фитнес-центре Данилов поразмыслил и, несмотря на некоторое внутреннее сопротивление, пришел к выводу: у него все же есть соперник. Чем еще объяснить подобную холодность Елены и все это полугодовое воздержание?
Проблемы со здоровьем отпадали — Елена не стала бы делать из них тайны. Все-таки они оба были врачами.
Также отпадали ежемесячные женские проблемы: они не длятся полгода. В критические дни Елена никогда не пила алкогольных напитков, они вызывали у нее приступы мигрени. А тут спокойно пила портвейн, была весела, сверкала глазами, но до своего соблазнительного тела не допустила. Что еще можно было подумать?..
Данилов нашел единственное разумное объяснение поведению жены. Видимо, она не смогла до конца разобраться в своих чувствах к любовнику или в его чувствах к себе и теперь тянула время, не желая спешить. Елена всегда была практичной. «А что есть практичность, как не расчетливость, правильно приложенная к окружающей обстановке? — распалял себя Владимир. — О, эта женщина
Тебе пора сваливать. И поскорее».
Поскорее не получилось. Правила приличия, заведенные в семье, требовали перед переездом объяснить матери свои намерения, а также их причины. Данилов договорился со Снежаной, чтобы та подменила его в один из вечеров; но днем раньше его мать угораздило попасть в больницу. Ничего страшного не случилось — это была лишь нестабильная стенокардия на фоне гипертонического криза, вызванного очередной нервотрепкой в школе. Светлана Викторовна пролежала в реанимации три дня, после чего выписалась домой по собственному желанию, сказав докторам, что дома и стены помогают:
«Какая разница, где пить таблетки, особенно если кардиограмма не ухудшается?»
Болезнь матери вынудила Данилова отложить переезд до тех пор, пока та не оклемается настолько, чтобы выйти на работу. Сам факт возвращения сына под родную крышу Светлану Викторовну вряд ли расстроил бы, но она могла начать переживать, сочувствуя Данилову, а это могло обернуться новой госпитализацией. Выйдет на работу — значит, чувствует себя нормально. К тому же занятость всегда отвлекает от дурных мыслей и переживаний.
Перенеся срок расставания, Данилов подумал о том, что съезжать незадолго до восьмого марта будет не очень тактично. Лучше дать возможность обеим женщинам встретить праздник в привычной обстановке. Уехать можно было и девятого, окончательно и навсегда, сохранив с Еленой дружеские отношения. Не исключено, что один-два раза в год они станут встречаться как старые друзья и болтать обо всяких пустяках. А может, и не станут, ограничившись телефонными поздравлениями в день рождения и на Новый год. Впрочем, тогда им уже будет все равно.
Сам Данилов ни о чем не жалел. «Такое случается, ничего не поделаешь. Главное — сознавать, что ты сделал все, что мог. А страдать по тому, что от тебя не зависит, попросту глупо. И вообще, все, что ни делается — все к лучшему, хоть поначалу может казаться иначе. Сейчас главное, прийти в норму, восстановить силы и начать искать в жизни новые радости», — думал он. Владимир был уверен, что скоро дела его пойдут на лад и к нему вернется не только бодрость, но и привычное желание радоваться жизни. «Время и спокойствие — лучшие лекари, — размышлял он. — Один разрыв с Еленой я пережил, переживу и второй. В качестве приза за свою стойкость, наверное, получу иммунитет к расставаниям с женщинами. Это весьма полезное качество непременно пригодится в дальнейшей жизни. Все к лучшему, осталось немного, чтобы окончательно убедиться в этом…»
На очередном занятии Ерофеев рассмешил студентов так, что напрочь отбил у них желание слушать об изменении клапанов сердца при различных заболеваниях.
— Вчера Георгий Владимирович рассказал анекдот из жизни, — Ерофеев сдернул с лица очки, подышал на стекла и стал протирать их носовым платком. — В одном из районов Тверской области заведующий патологоанатомическим отделением обзавелся книгой учета в твердом переплете, обозвал ее «Журналом учета оплаченных свидетельств» и в течение трех лет — да-да, целых трех лет! — получал за каждое выданное свидетельство о смерти по полторы тысячи рублей, взяв выдачу в свои руки!