Из мухи получится слон
Шрифт:
— В том доме точно нечисто. Я уже говорил вам, что не боюсь обычных людей, какими бы уродами они ни были, но то, что набросилось на меня там, не принадлежало к этому миру, — горестно поведал Петя.
— Сказки для сопливых…
— Нет, не сказки, — раздался женский голос. — Вы не видели, в каком состоянии Петя вернулся, а я видела. Он был белее простыни, его всего трясло. И он все время повторял: «Лохматая горилла, волосатая горилла…»
— Это они про тебя рассказывают, — прошептала я Наташе на ухо. Она оскорбленно на меня покосилась, но промолчала. А на крепыша эти ужасы не произвели впечатления, и он продолжал,
— А зачем ты вообще туда поперся? Что ты там забыл? Зачем было вскрывать квартиру этой девчонки? Кто тебе, дураку, велел это делать? Таким придуркам только и проявлять инициативу.
— Но мы же объясняли, что на месте ничего не оказалось, и я подумала, что это она слямзила, — виновато оправдываясь, снова вступила в беседу девушка.
— Она подумала! Тоже мыслительница выискалась на мою голову, — уже спокойнее произнес крепыш, наверное, он устал злиться. — Любая команда — это живой организм, а у нормального организма должна быть только одна голова. Эта голова — я. Мне полагается думать и давать указания, как и что делать в том или ином случае. А вы должны ждать моих команд и не предпринимать самостоятельных действий. Ничего путного из них все равно не выйдет, в чем мы и могли убедиться только что.
В доме стало тихо. Все молча обдумывали речь крепыша.
— Из-за твоего идиотизма весь план по библиотеке придется переработать и сроки пересмотреть.
— Мы их отложим? — поинтересовалась девушка.
— Нет, наоборот.
Мы с Наташей насторожились, но крепыш ничего больше не прибавил. Зато заговорил один из мужиков, который до того сидел молча.
— Виктор Владимирович, — уважительно обратился он к крепышу, — Петру теперь небезопасно показываться в библиотеке. Кто займет его место? Нас всех это волнует.
— Черт знает что творится. Я должен все заново обдумать в связи с вашими неприятностями. Во всяком случае, сейчас я не буду принимать решения, как говорится, с кондачка. Это не в моих привычках.
Все они опять заткнулись. На этот раз из уважения к творческой мысли их мозгового треста. Мы же с Наташей никакого почтения к их главарю не испытывали. Поэтому, отлипнув от щели между дверью и косяком и отойдя на достаточное для безопасных переговоров расстояние, стали обсуждать шепотом подслушанную информацию.
— Нужно послушать еще, — уверяла Наташа.
— Хватит, — я урезонивала ее, — мы достаточно узнали. Он будет думать еще неизвестно сколько, а нас за это время сцапают.
— Мы еще ровным счетом ничего не узнали, — бурно, насколько позволяло наше положение, возражала Наташа.
— Не в огромном же замке прячемся, где полно закоулков для игры в прятки или потайных ходов, которые могут служить хорошим укрытием, а всего лишь в загородном доме, где нас скоро обнаружат. Надо уходить, — настаивала я.
— Я не уйду, — уперлась Наташа.
Ну и как мне быть с этой ослицей? Конечно, я осталась, вручив свою молодую жизнь в руки Всевышнего, уповая на его снисходительность ко всему роду человеческому и ко мне в частности. Только я устроила таким образом свои дела, как из соседней комнаты донеслась реплика Виктора Владимировича, заставившая нас забеспокоиться:
— Ася, девочка моя, приготовь для всех кофе, будь добра.
Из комнаты, где совещались уголовные элементы, выходило две двери. Одна из них вела в комнату,
Шаги приближались. Совершенно ошалев, мы не придумали ничего умнее, чем просто-напросто перейти в соседнее помещение, по странному совпадению оказавшееся кухней. Из кухни было целых три выхода. Растерявшись на секунду от такого изобилия дверей, мы ринулись в первую попавшуюся и очутились в славном и пыльном чуланчике, где находилось много громоздкого хлама, среди которого мы могли надежно спрятаться.
Мне сначала понравилось в чуланчике. Толстый ковер из пыли явственно указывал, что мы первые за многие годы посетители этого места. Значит, если чулан до сих пор не пользовался популярностью хозяина и его гостей, то разумно предположить, что и теперь к нам с Наташей не полезут с визитами. Я с комфортом расположилась на ящиках неизвестного происхождения и наконец почувствовала себя немного лучше и спокойней. Страшное нервное напряжение отпускало меня, а по телу разливался блаженный покой и умиротворение. В самом доме температура воздуха переваливала за 25 градусов Цельсия, а в чуланчике она достигала прямо-таки тропических высот. Вдобавок мы обе были упакованы в зимние пальто и прочую плотную и теплую сбрую. И нам стало жарковато. Но после многочисленных купаний в снегу наша одежда пропиталась влагой как губка, так что небольшая сушка ей не повредит.
С дрожью отвращения я вспоминала нашу прогулочку по пригороду, чьего названия мы так до сих пор и не узнали. Сидя в тепле, приятно было сознавать, что пытка темнотой, холодом и неизвестностью закончилась. Теперь мы обе согрелись и знали, как добраться от станции до логова бандитов и обратно. Оставались сущие пустяки. Надо было каким-то образом выскользнуть из этого гадюшника, и желательно незаметно для крепыша и его компании. А перед тем нам еще предстояло уточнить планы бандитов. Как подступиться к последнему, я не смогла бы придумать даже под страхом немедленной и жестокой расправы Наташи надо мной.
Переговариваться мы с ней не смели, так как Ася курсировала по кухне, гремя посудой и жестянками, которые были необходимы ей для приготовления кофе. Но по лицу Наташки можно читать так же легко, как по книге для первоклашек. И я видела, что она серьезно задумалась. А это был печально известный мне признак того, что скоро она выдаст очередную безумную идею. И самое неприятное — заставит меня принять деятельное участие в ее осуществлении, а это потребует от меня мобилизации всех оставшихся ресурсов. И все это именно тогда, когда я приготовилась всласть передохнуть после всех треволнений.
На кухне появился Амелин. Ася тут же принялась очаровательно щебетать, и громыхание чашек стало тише. Из ее трелей мы смогли выяснить две вещи. Ей не нравится Виктор Владимирович, а еще больше не нравятся его махинации, в которых он вынуждает всех участвовать. Она горько жалеет, что вообще познакомила Петечку с этим ужасным человеком. Теперь она чувствует, что по ее вине Петечка может влипнуть очень сильно, и хочет помочь ему, но не знает, чем именно. Хотя придумала для спасения обожаемого Петечки одну вещь.