Из мухи получится слон
Шрифт:
Этого ему делать не стоило. Крепыш, который немного пришел в себя, опять возбудился и начал буреть лицом. Но на этот раз он ограничился красно-коричневой гаммой.
— Меня не удивляет твоя неосмотрительность, Петя, но хочу напомнить остальным, что если девчонки все же запомнили адрес и сообщат его милиции, то у нас нет другого тайника для товара. Хранить его здесь теперь крайне опасно. Девчонки пролезли через вентиляционное отверстие в котельной и прошли по лестнице в мастерской…
Остальные с неподдельной тревогой подняли головы, и из груди каждого вылетел то ли вздох, то ли стон:
— И-и-а нашли?
Крепыш, вдоволь насладившись драматической паузой, торжественно и неторопливо произнес:
— Нет.
— Не нашли, вот дурочки.
А в это время я с наслаждением вонзила зубы в горячую булочку со славной розовенькой сосисочкой внутри и замычала от удовольствия. Добрый паренек кроме обязательной сосиски положил в булочку еще множество разнообразных добавок: свежий помидор, порезанный мелкими кубиками, немного лука, зелень, майонез и какой-то загадочный соус кремового цвета. Рядом со мной, притопывая ногой от нетерпения, Наташа спешно поглощала свою порцию. Съев по одной булочке, мы выяснили, что нашим желудкам этого недостаточно. Они настойчиво требовали продолжения банкета. Мы не посмели отказать им в такой мелочи, как еще один хот-дог.
После долгих блужданий, показавшихся мне бесконечными, мы повстречали аборигена в ватнике, из которого начинка торчала клоками, и он, сжалившись над нами, вывел нас на дорогу к станции. Оказывается, мы уже несколько раз проходили мимо нужного поворота, не замечая его впотьмах. На станции нас ожидал неприятный сюрприз, который можно было предугадать, если бы наши головы не были заняты посторонними вещами. Из-за позднего времени или по иной причине почти все ларьки оказались закрытыми. Ни о каком кафе или бистро речи быть не могло в связи с отсутствием у нас необходимой материальной базы. В отчаянии мы обежали здание вокзала вдоль, поперек и по периметру, и наконец наши поиски увенчались успехом.
В уютном закуточке между грудой спиленных тополей и общественной свалкой, вплотную прилипнув к привокзальной стене, стоял освещенный ларек. Вывески на нем гласили, что он в состоянии предложить нам чай, кофе, бульон, хот-дог, гамбургер и шаурму по вполне приемлемым для наших кошельков ценам. Конечно же, ларек тоже уже закрылся, но мы и не рассчитывали на легкий успех. Сквозь большие стекла виднелась кучерявая мужская голова. И мы отчаянно забарабанили в стекло. Услышав громкий стук, голова удивленно воззрилась на припозднившихся посетительниц огромными карими глазами. По лицу появившегося в окошке было невозможно определить, на какой прием нам здесь стоит рассчитывать. Оно было непроницаемо, как у статуи. Поэтому я выдавила из себя с крайним надрывом, рассчитанным на самого бесчувственного типа:
— Пожалуйста, мы с подругой не ели с утра, накормите нас, а потом закрывайтесь на здоровье.
Не будучи вполне уверена, что меня поняли, я все же, скорчив мину пожалобнее, достала из сумки несколько денежных купюр и помахала ими в воздухе. А Наташа добавила:
— Умоляю, мы умираем от голода. Два хот-дога.
До кучерявого паренька, похоже, дошло, чего от него хотят. Во всяком случае, он дружелюбно улыбнулся нам, продемонстрировав два ряда ослепительной белизны зубов. Особенно контрастно они выглядели по сравнению с его смуглой кожей и черными волосами. Блеснув белками, он в момент выполнил наш заказ. Продолжая улыбаться своей чудесной улыбкой, он молча протянул упоительно толстенькие булочки к нам на улицу.
Весь мир окрасился в радужные цвета. Снег почти перестал, ветер стих. Вечер из морозного и неприветливого превратился в самое замечательное время суток. Все люди, озабоченно снующие по площади перед железнодорожными путями, показались мне родными и близкими. Я нежно любила нашего черноволосого спасителя и все окружающее нас пространство. С восторгом, близким к кретинизму, я разглядывала сваленные в кучи тополиные сучья, спиленные еще осенью. С умилением я подумала, что если их поставить в воду у себя дома, то ветки покроются зелеными клейкими листочками и обманут зиму. Громадным
На мое сытое блаженство не смог повлиять даже вид преступной четверки, которая торопливо пересекала полупустую площадь, лежавшую перед нами. Мне потребовалось некоторое время, в течение которого я бессмысленно пялилась, чтобы осмыслить, что эти четверо — не призрачное видение, посетившее исключительно меня, а что Наташа их тоже видит. И к тому же пихает меня в бок, и весьма энергично.
— Да вижу я их. Успокойся! — рявкнула я, стремительно теряя изрядную долю беззаботности.
Нам не оставалось ничего другого, кроме как последовать за этой четверкой с наивозможнейшей осторожностью. Самое темное время суток, вступавшее в свои права, опять выручило нас, надежно спрятав под свое крыло. Достаточно было не приближаться к подозреваемым вплотную, чтобы они не могли заметить слежку. Естественно, мы не совались на хорошо освещенные пространства, а предпочитали полумрак. Возле билетной кассы мы едва не попались.
Нормальные люди, купив билет и видя подходящий поезд, не имеют привычки опрометью кидаться обратно к кассам и агрессивно требовать у кассирши список отмененных на завтра электричек. Но Амелин поступил именно так. Мы буквально в последнюю секунду успели юркнуть за спины спешащих пассажиров.
— Он завтра опять собирается сюда ехать, — подвела я итог услышанному.
Не могу сказать, что итог сильно меня порадовал. После сытной еды потянуло в сон, и меньше всего мне сейчас хотелось таскаться по пятам за гнусными личностями вроде Амелина и его друзей. А от мысли, что завтра, в свой законный отпуск мне предстоит посвятить свободное время слежке за несимпатичными людьми, мое настроение заметно упало.
— Что за дикость? — ворчала я. — Носимся за людьми, от которых ничего, кроме вреда, нам не было.
Наташа осталась равнодушна к моим сетованиям. Она, позабыв обо всем на свете, с бледными щеками и нездоровым блеском в глазах уставилась на кругленького гражданина, спешащего к подходящей электричке на Санкт-Петербург. Я, признаться, не увидела в нем ничего мало-мальски стоящего внимания. Может быть, только то, что все детали его туалета удивляли своей дружной округлостью. Казалось, гражданин специально изгонял из своего облика прямые линии и углы. Портфель в его пухлых ручках был больше всего похож на коричневую блестящую подушку, к которой для удобства транспортировки была привинчена такого же цвета ручка. Мягкие полы его плаща каким-то образом придавали ему еще больше скругленности. От такой несовместимой со всем его обликом вещи, как стрелки на брюках, гражданин, должно быть, отказался еще до начала перестройки. Но при всей своей шарообразности гражданин не производил комичного впечатления и держался с подчеркнутым достоинством. Лицо его сильно напоминало глобус. Не только формой, но и рельефностью. Прическа была надежно упрятана под шляпой, но я могла ручаться, что под нею лысина идеально сферической формы.
Гражданин, потрясая жирными щечками, шел по пятам за Амелиным. Наташа молча бросилась следом, а мне не оставалось ничего другого, как последовать за всеми. Не останусь же я одна на перроне только из-за того, что поведение моей подруги немного странно. По ходу дела я безуспешно пыталась выяснить у Наташи, чем же ей так сильно приглянулся толстячок.
— Поверь, я знаю, что делаю, — только и сказала в ответ Наташа.
И это было единственное, что мне удалось из нее выцедить. В поезд мы сели в последнюю секунду и в следующем порядке. В первом вагоне расположилась преступная команда, в третьем — пухлый гражданин, причем Наташа наотрез отказалась сесть с ним в один вагон, и поэтому нам достался второй вагон, если считать от головы поезда.