Из одного котелка
Шрифт:
— Ничего страшного, ребята. Будете жить и воевать…
Она была права, эта милая девушка. Действительно, через несколько дней, здоровые, вернулись мы с Колей в нашу батарею. И снова окунулись в обычную солдатскую, фронтовую жизнь, по которой так тосковали в полевом госпитале. И снова мы были среди старых друзей — товарищей по оружию.
Но в этом была и заслуга Зины.
В батарее нас встретили сердечно, с радостью. Крепка фронтовая дружба, тесно сближает она людей. Не раз мы имели возможность убедиться в этом.
Уже по первым радостным возгласам приветствия я понял, как поднялось настроение нашей солдатской братии. Исчезла удрученность с их лиц, прошла душевная боль. Спекшиеся губы артиллеристов улыбались. Чувствовалось, что в нашей солдатской жизни произошли
— Кончились наши дорожки отступления… Несколько дней как держим позиционную оборону, и с этого времени совсем другими стали наши бойцы, — вводил нас в обстановку обрадованный парторг Наумов. Сердечно обнял нас, крепко поцеловал. Был он теперь заместителем командира батареи по политчасти, так как наш политрук получил направление в дивизию.
От сержанта Сорокина мы узнали, что орудие после небольшого ремонта снова в строю, а из всего личного состава только мы с Колей пострадали во время схватки с танками. Грицко с Мухамедом тискали нас своими ручищами, а новенький, из пополнения, Ахмет Мусукаев с интересом приглядывался к нам.
— Это твоя замена, Станислав, — представил его нам командир орудия. — Но ты, наверное, к нам вернешься, я попрошу командира батареи…
Вскоре нас вызвал к себе командир батареи. Он, уже в звании капитана, поздравил Колю с присвоением ему звания младшего сержанта, а меня — ефрейтора. Что и говорить, мы были счастливы. В тот же день Коля по приказу вернулся на свою прежнюю должность — наводчиком, меня капитан Сапёрский направил на двухнедельные курсы химинструкторов, организованные штабом нашего полка. Не скажу, что это назначение меня обрадовало. Я еще не успел оглядеться по прибытии и поздороваться со всеми в батарее, а тут опять прощайся. Но в армии приказ есть приказ, обсуждать его не приходится.
С курсов я вернулся довольный. За четырнадцать дней напряженной учебы я многому научился. Теперь я был знаком с секретами разного рода отравляющих веществ, со способами защиты от них людей и боевого снаряжения. С этого дня я стал химинструктором. Впереди были различные практические занятия с личным составом отдельных расчетов, хлопоты по приобретению средств противохимической защиты и их сохранности.
Жизнь в батарее стала более размеренной и спокойной, хотя война по-прежнему давала о себе знать днем и ночью, потому что наша батарея служила как бы противотанковым заслоном.
Враг был задержан, долгие пути отходов кончились, и мы радовались этому. Эту радость переживал весь Северо-Кавказский фронт.
«Так, осенью 1942 г. наступление немецко-фашистских войск на перевалах Главного Кавказского хребта было остановлено и создана устойчивая оборона хребта. Этим был сорван план гитлеровского командования по овладению Главным Кавказским хребтом» [30] .
Итак, свершилось!
Перед огневыми позициями батареи, на расстоянии около трехсот метров, отчетливо были видны окопы нашей пехоты. Узкие и извилистые, они были замаскированы порыжевшим дерном, ветками, опавшими листьями. День и ночь, без перерыва, отсюда велось наблюдение. Людям было нелегко. Приближалась зима. Вскоре выпал снег и прикрыл позиции белым пухом. Во время очередной атаки гитлеровцев над нашими головами непрерывно свистели пули. Но не метко стреляли фашисты, и мы, артиллеристы, как и наша пехота, не были за это на них в претензии.
30
А. А. Гречко. Битва за Кавказ, стр. 171.
Короткими огневыми налетами наша батарея накрывала немецкий транспорт, колонны войск, обнаруженные огневые позиции их орудий или минометов. Во время атак гитлеровцев мы били по ним осколочными. Враг тоже осыпал нас снарядами своей артиллерии, бомбами с воздуха. Пока нам удавалось относительно легко отделываться. В этом была заслуга нашего командования. Частые смены огневых позиций спасали нас от огня врага, однако скольких усилий это требовало: и окопать орудия в скалистой
— Больше пота — меньше крови, — говорили нам командиры. — Это фронт, а не учения…
Да, значительно улучшилось настроение солдат. Хотя все отдавали себе отчет в серьезности положения, все же на сердце было легче. Как ни говорите: оборона — не отступление.
Вскоре состоялся митинг. Из нашего артполка прибыли два майора. Первым выступал командир батареи. Внимательно и сосредоточенно слушали мы его.
— Перед нами высокие хребты Кавказских гор, — говорил капитан Сапёрский, — а за нами враг, который любой ценой стремится прорваться к Туапсе, перерезать Военно-Грузинскую дорогу и выйти к Каспийскому морю… Гитлеровские стратеги, — разъяснял командир, — рассчитывают на то, чтобы, захватив Кавказ, втянуть в войну против Советского Союза нейтральную до сего времени Турцию. Они надеются также, что среди народов Кавказа начнутся конфликты. Однако ошибаются гитлеровцы, — продолжал капитан, — если рассчитывают, что наше многонациональное государство утратит свою монолитность, попав в трудное положение. Они забывают, что Советский Союз — это свободный союз народов, основанный на принципах самоопределения, равенства, дружбы, пролетарского интернационализма, братской взаимоподдержки.
Из долин доносился грохот выстрелов и взрывов бомб. Там наша пехота упорно сдерживала натиск врага. Внимательно вслушивались мы в идущие от сердца слова капитана Сапёрского. Он говорил о враге, который недооценивает патриотизма народов Советского Союза, о том, что ненависть и презрительное отношение к славянам, оставшиеся еще от крестоносцев, являются неотъемлемой частью фашистской идеологии, что расизм немецких фашистов шел и идет в ногу с невежеством и политической слепотой их предводителей, которых история ничему не научила… «Ставка фашистов на антагонизм между народами, населяющими Советский Союз, — это заранее битая ставка, неисполнимые мечты», — такими словами закончил свое выступление наш молодой командир батареи. Я и не предполагал, что он может так замечательно говорить.
А потом слово взял один из майоров. Говорил коротко. Продолжая тему предыдущего оратора, наш гость проинформировал нас, что еще раньше, а затем в ходе наступления гитлеровская разведка пыталась создать в этом районе свою агентуру из числа остатков националистических элементов.
— Как вы уже знаете, товарищи, — продолжал майор, — ничего из этого не вышло, а самым лучшим доказательством тому является факт, что вот мы, солдаты разных национальностей, сражаемся здесь плечом к плечу, испытывая постоянную поддержку местного населения. Ведь сейчас, товарищи, решается вопрос, останутся ли народы Советского Союза свободными или попадут в фашистское рабство, как многие народы Европы. Нам известно, — закончил майор, — что дальнейшие планы Гитлера предусматривают соединение немецких войск, действовавших на Северном Кавказе, с армией генерала Роммеля в Северной Африке, чтобы затем двинуться на Индию…
Внимательно слушал я выступления капитана и представителя из полка. Уже после окончания войны, детально знакомясь с литературой и материалами по ее истории, я убедился, как правильны были их рассуждения.
«Приступая к выполнению плана «Эдельвейс» (так называлась операция по захвату Кавказа), немецко-фашистское командование намеревалось вначале окружить и уничтожить советские войска между реками Дон и Кубань. В директиве германского верховного командования № 45 от 23 июля указывалось: «Ближайшая задача группы армий «А» состоит в окружении и уничтожении отошедших за Дон сил противника в районе южнее и юго-восточнее Ростова». После выполнения этой задачи предполагалось одной группой войск захватить районы Новороссийска и Туапсе и, развивая наступление вдоль побережья Черного моря, выйти в Закавказье, а другой группой, состоявшей в основном из танковых и моторизованных соединений, занять Грозный, Махачкалу и Баку. Кроме того, немецко-фашистское командование планировало двинуть часть сил в наступление через перевалы Главного Кавказского хребта на Тбилиси, Кутаиси и Сухуми.