Из одного котелка
Шрифт:
Я держал в руке фуражку и чувствовал, как гимнастерка прилипает к телу.
Рядом со мной стоял парторг Петр Антонович Наумов. Его глаза были влажными. Этот видавший виды человек, который сражался в Испании, прошел финскую кампанию, человек, чья семья была целиком уничтожена фашистами, не стыдился своих слез.
— Смотрите, товарищи, запоминайте, на что способны фашисты, — тихо сказал он. — Не хочется верить, что эти преступления совершили люди из страны, которая дала миру столько замечательных людей, борцов за народное дело: Маркса, Энгельса, Тельмана.
— Немецкая земля родила также Гете, Шиллера и многих других всемирно известных гуманистов, — дополнил
Тяжелое, гнетущее молчание. Все слушали болью звучавшие слова наших командиров, не в силах оторвать глаз от жертв преступлений фашистов.
— Запомните, товарищи, эти жертвы: детей, женщин, стариков, запомните все, что увидели. К сожалению, много подобного еще предстоит увидеть…
Я почувствовал слезы на глазах и не стыдился их.
И в самом деле, наш парторг, человек с большим жизненным опытом, не ошибался. Сколько еще раз на этих кубанских землях мы видели спаленные села и деревни со столбами виселиц.
Методично исполняли гитлеровские преступники и указания «Памятки для немецкого солдата», которой каждый из них был снабжен наряду с личным оружием, молитвенником и другим реквизитом. Вот отрывок из этой «Памятки», найденной у одного из пленных, который не успел ее выбросить, прежде чем был схвачен разведчиками нашего полка:
«Помни и исполняй: у тебя нет сердца, у тебя нет нервов. На войне они не нужны. Уничтожь в себе жалость и сострадание, убивай каждого русского, не колеблясь, если даже перед тобой окажется старик или женщина, девочка или мальчик. Действуя так, ты избежишь собственной гибели, обеспечишь будущее своей семье и добудешь вечную славу…»
Я сам держал в руках эти листки, читал, переводил друзьям каждое слово, не прибавляя и не убавляя.
Читая это, я знал, что оккупанты на территории Польши также снабжены подобными памятками, с той только разницей, что слова «убивай каждого русского» заменены на «убивай каждого поляка». И там убивали, вешали, душили газами по три тысячи человек ежедневно.
Адская машина фашистских преступлений в Польше работала уже на полных оборотах, с особым рвением выполнялась программа уничтожения польского народа в соответствии с планами Гитлера и Гиммлера. Смертельная угроза в течение продолжительного времени висела над моей родиной. Ведь еще 22 августа 1939 года на тайном совещании командующих армиями в Оберзальцберге прозвучал приказ Гитлера:
«Успешное решение восточного вопроса требует уничтожения Польши и полного истребления всей живой силы противника. Выполнение этого задания должно быть безжалостным и неукоснительным, ибо уничтожение Польши стоит на первом плане. Вермахт должен быть подготовлен в духе отсутствия всякой жалости. Должно быть совершено физическое истребление населения польского происхождения, благодаря чему Германия получит необходимое жизненное пространство…»
Я не мог тогда еще знать, что во время нападения фашистских войск на Польшу несколько десятков тысяч поляков, а среди них женщины и дети, были уничтожены вермахтом и гестапо, CС и специальными подразделениями полиции безопасности. Но это было только начало кровавой бойни, а уже вскоре на польских землях были созданы самые крупные лагеря смерти в Освенциме и Майданеке, в которых полностью раскрылось звериное обличье фашизма.
Впоследствии мне стала известна трагическая правда о пяти с лишним годах войны, в которой погибли свыше шести миллионов поляков.
Ранней весной 1943 года, преследуя врага, мы убедились воочию, что гитлеровские оккупанты буквально купались в человеческой
Кровь погибших требовала отмщения.
«Прошли годы, наша страна залечила раны, нанесенные войной, но никогда не изгладится из памяти советских людей надпись, сделанная на стене лазарета слабой рукой умирающего бойца: «Товарищ, отомсти за нас…», и никогда не забудется земля, которая шевелилась на могиле заживо погребенных советских людей. Вот какая жестокость порождала у советских воинов жажду жестокой мести гитлеровским извергам» [38] , — написал позднее Маршал Советского Союза А. А. Гречко. Эти слова — подтверждение тому, что живые не забывают о мертвых. А если бы они, погибшие, могли сказать?!. О, если бы могли!..
38
А. А. Гречко. Битва за Кавказ, стр. 350.
В молчании отходили мы от этого страшного места. Вместе с несколькими бойцами я вернулся к орудиям.
— Теперь вам с парторгом Наумовым, пожалуй, нет нужды напоминать солдатам о необходимости биться насмерть для скорейшего освобождения нашей земли, — сказал мне командир взвода лейтенант Заривный.
— Фашисты своими поступками сами разжигают ненависть в нас, — произнес шофер Яша Кочубей.
— Нам нужно торопиться, — напомнил я.
— По машинам! — раздалась команда.
Мы бросились к орудиям.
— Пусть будут прокляты убийцы!.. Не забудьте, братцы, отомстите! — услышали мы слабый крик. Шум моторов перекрывал этот призыв старика.
Если бы нам прийти немного раньше!..
«Не забудьте, братцы!..»
Можно ли такое забыть? Ведь погибшие оставили нам, живым, обязанность — помнить.
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Итак, пришли долгожданные дни, когда после освобождения Краснодара и Ростова-на-Дону немецкие войска на Северном Кавказе были отброшены к Таманскому полуострову. А эти войска насчитывали около полумиллиона человек и десятки тысяч единиц различной боевой техники.
Враг был зажат на значительной площади между Азовским и Черным морями, отделенной от Большого Кавказа низиной старого русла реки Кубань. Это была местность с многочисленными заливами, изредка холмистая (самая высокая точка — 164 метра над уровнем моря), со степной растительностью, с редкими залежами нефти, природного газа и железной руды. На обрабатываемых участках земли летом растет пшеница и кукуруза, есть также фруктовые деревья. Воздух наполнен тучами назойливых комаров — носителей малярии. К сожалению, меня эта болезнь тоже не минула…
Прижатые к морю фашистские войска прикрылись с суши мощными оборонительными сооружениями, составлявшими так называемую Голубую линию. Сейчас эти редуты отстреливались тысячами снарядов, мин и пуль.
С середины апреля часть Голубой линии постоянно находилась у нас перед глазами. На этом рубеже захлебнулось наступление не только нашей дивизии… Он представлял собой оборонительную полосу до 5–6 километров в глубину с многочисленными узлами и опорными пунктами, подготовленными для ведения круговой обороны. Перед траншеями были сооружены железобетонные огневые точки, оцепленные густой и широкой сетью колючей проволоки, завалами из деревьев, рогатками и надолбами из железнодорожных рельсов, а между ними протянулись минные поля… По 2000 и больше мин на километр фронта, не считая противопехотных мин-ловушек натяжного действия.