Из Парижа в Бразилию по суше
Шрифт:
Ездоки — двое французов и русский офицер — упоенно любовались волшебной картиной, когда раздался вдруг раскатистый громоподобный треск.
— Не бойтесь, — успокоил спутников полковник. — Мороз крепчает, и верхние слои скованной холодом воды, меняя объем, разлетаются во все стороны ледяными брызгами. Наши же сани практически невесомы для ледяного покрова толщиной не менее шестидесяти сантиметров.
— Знаете, — подал голос Жак, — этот скрежет и подрагивание льда под нами не столь уж приятны. А часто бывают тут несчастные случаи?
— Не слышал ни об одном. Хотя, понятно, если только откроется полынья, то человеку лучше туда не соваться: глубина ведь здесь совсем не малая! Но администрация учитывает, сколь смертельно опасны подобные, еще не замерзшие или оттаявшие участки воды, и из года в год принимает соответствующие меры предосторожности.
— А
— Прежде всего, проводится серьезное обследование состояния льда, в частности, регулярно проверяется надежность ледяного слоя по фарватерам, размечаемым шестами. И до разрешения инспекторов никто не должен спускаться на лед.
— А в этом сезоне уже проделана такая работа?
— Думаю, да. Но в любом случае нам придется быть как можно внимательней, — сказал офицер и повернулся к ямщику, который судорожно крестился, не снимая с руки большой меховой варежки: — Ну что там еще?
— Дева непорочная, помилуй нас! Святой Николай, сотвори чудо ради меня, раба верного нашего царя-батюшки!
— В чем дело? Объяснишь ты наконец?!
— Ваше превосходительство, видите там лошадь? Это наш рысак. Несется словно бешеный, а из-под копыт так и брызжет вода! Значит, впереди — полынья… Он пропал! Господи, лед не больно-то и прочен, а мы — недалеко от Скалы Шаманов!
— Что он говорит? — спросил Жюльен, сохраняя спокойствие, как и положено путешественнику, закаленному испытаниями.
— Эх, нет худа без добра! Сбежавший от нас коренник попал в полынью, которую мы могли бы не заметить, а теперь легко объедем. Я уже бывал здесь, у истока Ангары: из-за быстрого течения речной воды данный участок озера не замерзает дольше, чем другие. Но это — единственно опасное место на нашем пути. Поскольку двигались мы быстрее, чем я рассчитывал, то, действительно, оказались уже у Скалы Шаманов. Еще каких-то десять минут — и сани въедут на берег!
— А что это за скала? — спросил Жюльен в предвкушении интересного предания.
— Пройдемтесь пешком: нам надо сориентироваться по полынье, чтобы выбрать дорогу. Кучер поедет не спеша следом за нами, а я тем временем расскажу вам о местных суевериях… Идите без опаски: я хорошо знаю эти места… Так вот в чем суть… Впрочем, сначала два слова о том, что такое шаманство. Местные жители верят во Всевышнего, который, считают они, создав мир, нашел себе приют на солнце и теперь с полным равнодушием взирает на все, что делают люди. То ли довольный всем на свете, то ли притомившись при сотворении вселенной, он передоверил власть надо всем добрым и злым духам. Если злой дух, называемый здесь также шайтаном, вселяется в человека, то изгнать его способен только жрец, или шаман. Проделки этих духов, в которых верят финны, татары, маньчжуры [90] , самоеды [91] , якуты, коряки [92] , камчадалы [93] и чукчи, невозможно описать, а внушаемый ими ужас словами не передать. Шаманы присвоили себе единоличное право усмирять злых духов, и вы можете сами представить, как эти хитрецы с помощью разных бесстыжих обманщиков безо всякого стеснения эксплуатируют доверчивость местных жителей, которые убеждены, что жрецы их после смерти становятся советниками Всевышнего, обитающего на солнце. Вот тут-то и начинается история скалы, у которой мы с вами находимся. Возносясь у истока Ангары ввысь, словно настоящая гора, она как бы регулирует отток воды из озера. Забайкальские шаманы утверждают, что если эта скала сойдет с места, то воды Байкала вырвутся из берегов, затопят близлежащие долины и погубят Иркутск. Местные жители считают, что их души после смерти поднимаются на плоскую вершину горы. Удержаться же на небольшой площадке, когда голова кружится от высоты, а внизу грозно рычит стремительный поток, очень трудно и удается только тем душам, которых помиловало божество. Остальные падают в бездну. Шум Ангары воспринимается суеверными людьми как жалобные вопли тех, кто боится упасть. Можете вообразить, какой ужас испытывает сейчас наш кучер.
90
Маньчжуры — коренное население северо-восточного Китая.
91
Самоеды —
92
Коряки — народ, проживающий на северо-востоке России.
93
Камчадалы — старое название коренного населения Камчатки: ительменов, коряков, чуванцев и потомков от смешанных браков между ними и русскими, переселившимися на Камчатку в XVIII — XIX веках.
— Полковник, вот место, где погиб коренник. Однако полыньи я не вижу.
— Но десять минут назад она была именно здесь. Представляете себе, с какой быстротой нарастает лед!..
— Все-таки это странно.
— И однако же, со всех точек зрения вполне отвечает законам физики. Вы, наверное, обратили внимание на то, что вода, несущая льдины, еще не замерзла, хотя температура ее ниже точки замерзания. И вы видели также, что появление в этих студеных водах постороннего тела сразу сковывает воду, превращая ее в лед.
— Действительно, это так.
— Внезапное падение лошади в полынью вызвало аналогичный феномен, и образовался толстый слой льда, по которому мы можем двигаться безо всякой опаски.
— На санях?
— Да, на санях… Так займем же свои места. И ничего не бойтесь: я знаю, как надо вести себя в подобной обстановке.
Кучер сделал все, как было велено, ибо понимал, что только в этом их спасение. Лошади рванули вперед. Лед угрожающе затрещал, но выдержал. И десять минут спустя путешественники добрались до берега. А еще через четыре часа въехали в Иркутск: Жюльен — радуясь, что видел Байкал, Жак — довольный, что обошлось без парома, полковник — очарованный своими спутниками.
Друзья решили провести в столице Восточной Сибири ровно столько времени, сколько потребуется для серьезной подготовки к путешествию за Полярный круг.
Генерал-губернатор, которому сообщили телеграфом обо всех злоключениях иностранцев, принял путешественников по-царски, желая всею душой, чтобы они как можно быстрее позабыли о неприятностях, приключившихся с ними в селе Ишимском.
Генерал-губернатор, представитель царской власти в Восточной Сибири, подотчетный только императору, распоряжался буквально всем и, взяв хлопоты по снаряжению экспедиции на себя, экипировал французов куда лучше, чем они сделали это сами, покидая Петербург.
У друзей было достаточно времени, чтобы побродить по городу, знакомясь с его особенностями.
Автор этого романа, имея перед глазами записную книжку Жака, не может отказать себе в удовольствии привести отдельные цитаты из иркутских заметок, с тем чтобы показать читателю, какое впечатление произвел город на нашего путешественника. Итак, предоставим слово ему самому и тем самым возложим всю ответственность за приведенные ниже суждения на него одного:
«Девятое декабря. Иркутск. Расположен на 52°18' северной широты и 102°03' восточной долготы, при впадении в Ангару рек Иркут и Ушаковка. Около тридцати пяти тысяч жителей. Совсем немного для столицы края, который по своей территории превосходит Францию в десять раз. Жители Иркутска, или, как они сами называют себя, иркутяне, меня утомляют. Их гостеприимство навязчиво, нескромно, неприятно. Наши приключения стали в городе притчей во языцех, и мы не знаем, куда спрятаться от любопытствующих. К нашему несчастью, люди, образующие так называемое «общество», превосходно владеют французским, лишая тем самым возможности уклониться от разговора под предлогом незнания русского языка.
Характер сих записок определяется, конечно, и состоянием моего ума, а посему, чтобы не очень ворчать, постараюсь быть лаконичным, как справочник Жоана [94] — книга, вполне пригодная для того, чтобы совершать путешествия, не покидая родимых стен.
Здесь еще чаще, чем в Красноярске, сталкиваешься с примером слепого следования парижским модам. Роскошные отели, броская, свидетельствующая скорее о дурном вкусе мебель, дилижансы, лакеи, костюмы, галуны, магазины — во всем хотят подражать столице Франции. Явный перебор!
94
Жоан Адольф — французский географ.