Из-под земли. Часть 1
Шрифт:
Сумма была довольно крупной. Дзиль нечасто получал столько денег за месяц, сколько ему предлагал командир Скверной кампании за неделю. Тем не менее, он не сказал, сколько он получит, так что, скорее всего, цена едва ли была справедливой.
– Не думаю, что это справедливая цена за мои услуги. – Пожал плечами Дзиль.
– Может быть, и так, но ты должен понимать, что ты получишь не только деньги, но и моё покровительство, что весьма важно в твоём положении. Далеко не все в отряде рады тому, что ты станешь одним из нас. Чем скромнее ты будешь, тем проще мне будет утихомирить недовольных.
– При всём моём уважении, не думаю, что меня надо защищать. Если мне будут угрожать или я не получу желаемую плату,
Ландет снова улыбнулся своей тонкой неприятной улыбкой.
– Ты прав. Ты действительно можешь уйти. Ты всегда мог. Но почему-то остался с караваном, показывая свои фокусы вообще за еду, хотя если бы остался один, мог бы получать за них деньги. Многие примыкают к караванам ради защиты, но и это не твой случай. Ты вполне можешь себя защитить. Из всего этого можно сделать вывод, что что-то или кто-то держит тебя здесь. У меня не было достаточно времени, чтобы понять, что именно. Только мне это и не надо. Ты пытаешься торговаться, но ты бы остался даже если бы тебе не дали ничего. Так что пятьдесят лин в неделю — это всё, что я могу тебе предложить. Вряд ли ты когда-нибудь получал больше. Подумаешь над этим или сразу дашь ответ?
Дзиль подумал над этим и сразу дал ответ:
– Ладно, я согласен. Пусть будет по-Вашему. Только я скажу караванщикам то, что сочту нужным.
Ландет кивнул, хлопнул Дзиля по плечу и, пожелав ему поскорее набираться сил, вышел из шатра.
*
Время текло чудовищно медленно. Мир вокруг казался каким-то смазанным и нереальным. Руки, сомкнутые на древке лопаты сами одеревенели и будто приросли к инструменту. Боль от десятков царапин и синяков стала второй одеждой, но она никак не могла сравниться с болью утраты.
Фасиль в очередной раз заскрипела зубами, издала утробный рык и перерубила лопатой мешавшийся корень. Холм по левую руку от неё вырос на ещё несколько комьев плотной, неподатливой земли.
Смерть Руни была лишь вопросом времени, как и смерть любого, кто зарабатывает себе на жизнь ремеслом наёмника. Если обобщить, то просто, как и смерть любого. Но раз так, то почему бы не ей умереть первой? Руни фехтовал в разы лучше, чем она. Он был проворен, как горностай, и в то же время твёрд, как вера фанатика. Тем не менее, он мёртв, а она жива, и ничего с этим не поделать. Можно только продолжать копать. Копать как можно глубже. Копать, не останавливаясь. Сжать зубы и не показать ни единой эмоции. Ей уже приходилось копать могилы товарищам. Не самая удачная попытка самообмана. Руни был больше, чем товарищем. В голове живо вспыхнули воспоминания из детства.
Высокий, худющий парень лет двадцати шёл перед ней по улице. У левого бедра висел вызывающе толстый кошель. При ней же не было ничего кроме маленького самодельного ножика. За последние два или три дня в её желудке не было ничего кроме воды из луж. От голода было дурно и слегка покачивало. Разум затуманился, не оставив в голове лишних сомнений. Она подождала, пока парень пройдёт дальше, а потом бросилась бежать за ним. Главное — смотреть прямо перед собой. Не обращать на него ни малейшего внимания.
Худощавый обернулся, посмотрел на бегущую вперёд девочку, после чего продолжил неторопливо идти.
Девочка почти поравнялась с незнакомцем, споткнулась о камень и налетела на парня. Тот чертыхнулся, но всё же устоял на ногах. Оттолкнул её с криком “Смотри, куда прёшь, мелочь!” – “Извините”, – пролепетала она и продолжила свой бег. Срезанный кошель оказался спрятан у неё под рубашкой. Правда, худощавый слишком быстро понял, что к чему. Буквально через несколько секунд сзади раздался крик: “Ах ты, мелкая! А ну стой!” Стоять – последнее, что она собиралась делать. Первое – бежать как можно быстрее. Бежать, не оглядываясь. Бежать, сворачивая то в один, то в другой
Вскоре он нагнал её и сшиб с ног ударом по голове. В ушах зазвенело. Мир поплыл куда-то в сторону. Ещё один удар, и всё вокруг потемнело. И всё же вскоре она снова пришла в себя. Худощавый парень волочил её куда-то, крепко держа её за ворот рубашки. С её позиции было сложно разглядеть его лицо, но хищный оскал того ублюдка запомнился ей навсегда, став одним из самых неприятных в череде её воспоминаний.
Она попыталась вырваться, но худощавый держал крепко. “Не рыпайся, мелкая. Сегодня я отучу тебя воровать у кого ни попадя”. Ничего хорошего это значить не могло. Она задёргалась ещё сильнее. Бесполезно. Только ещё один удар. На этот раз по челюсти. Да такой, что во рту сразу появился до боли знакомый вкус. Вкус крови. Она зажмурилась. Снова открыла глаза. Худощавый бросил её на какой-то колючий соломенный тюфяк, а сам забрался сверху. Она почувствовала его дыхание на своём лице. Изо рта пахло чесноком и, чёрт знает, чем ещё. Она задёргалась и заизвивалась, словно уж. Бесполезно. Она закричала. Жилистая рука закрыла ей рот, вдавив голову в солому. Его пот смешивался с её кровью. Его другая рука неотвратимо стягивала с неё штаны. Её взгляд метался из стороны в сторону в поисках выхода. Она била и царапала его своими руками, слишком слабыми даже для того, чтобы замедлить, не то что остановить ублюдка.
Худощавый подтянул её к себе, она в бессильной ярости ударила его снова, попала по голени и там нашла своё спасение. Что-то твёрдое и продолговатое в его сапоге. Она оттянула штанину и достала из-за голенища сапога нож. Говнюк явно такого не ожидал. Прежде чем он понял, что произошло, она раза три успела всадить нож ему в бок. Когда он осознал, его глаза расширились, и он закричал. Это был протяжный булькающий крик. Этот крик пополнил весьма короткий список приятных воспоминаний.
Худощавый попытался отобрать у неё нож и рванул за рукоять как раз в тот момент, когда она в очередной раз втыкала его в живот. Резко потянув нож, парень вскрыл сам себе брюхо. Кровь липким тёплым ручьём потекла ей на живот и ноги. Парень вскочил, вереща от боли, запутался в спущенных штанах и упал. При падении он выронил нож из быстро слабеющих пальцев. Она подобрала его и довершила начатое несколькими ударами в горло. После этого нож выскользнул у неё из руки, усталость и боль от удара в голову взяли своё. Девочка опустилась на деревянный пол рядом с соломенным тюфяком и потеряла сознание.
Сложно сказать, сколько она провела на полу той комнаты. Известно только, что звуки шагов и громкие голоса, раздававшиеся из-за двери, привели её в себя. Она попыталась натянуть штаны, поняла, что не успевает, поскольку люди за дверью идут в её сторону. Схватила нож. Снова оглядела комнату в поисках выхода. На полу в углу валялись какие-то мешки, на одной из стен висела кривая полка, сделанная из одной доски, на которой ничего не было, в другом углу валялись бутылки, окно было забито досками.
Дверь открылась, издав протяжных скрип. Кто-то выругался. Вероятно, из коридора раздался голос: “ Что там такое?” – “ Эта сука убила Коэля!” – ответил вломившийся в комнату бугай. Девочка направила на него нож, но он быстрым движением выбил оружие из тонких пальцев, схватил её за руку и дёрнул вверх так, что ей пришлось стать на цыпочки. И тут в комнату вошёл он. Не очень высокий, худой, с длинными чёрными волосами. Его глаза внимательно осмотрели комнату. Вернулись к девочке.
Бугай тем временем занёс над ней руку. Громадную, мускулистую. Он мог убить её одним ударом. Мог, но не сделал этого, поскольку другой мужчина сказал: “Постой”. Его спокойный голос резко контрастировал с гневными интонациями первого: