Из рода Караевых
Шрифт:
Кончив читать, Кутепов отодвинул рапорт и, глядя в упор на полковника медвежьими, с красными жилками на белках, проницательными глазами, спросил коротко:
— Меры какие приняты?
— Я приказал арестовать ротмистра Валерьянова до особого распоряжения. Он содержится на гауптвахте.
Генерал откинулся на спинку кресла, зажал в крепком кулаке щегольскую бороду. Подумав, сказал:
— Мотивы приказа вашего хотел бы узнать!
Полковник Агаров подумал: «Кажется, я не ту ноту взял!» — и, чуть пожав плечами, стал гладко и умно излагать свои мотивы. Было нарушено основное правило поединков: оружие
Тут Кутепов прервал полковника и строго спросил:
— Юнкер убитый как стрелок каков был?
— Юнкер Гебарский по стрельбе из ручного оружия шел в училище в последней десятке, ваше высокопревосходительство! — официальным тоном доложил полковник.
— Продолжайте, Евгений Георгиевич! — сказал Кутепов, откидываясь в кресле, — у него побаливала простуженная спина.
— Все, что произошло после того, как был убит капитан Грузинов, смахивает на самое обыкновенное убийство, Александр Павлович, — убежденно сказал полковник Агаров, брезгливо морщась. — Посудите сами. Мальчишка становится под винтовку такого превосходного стрелка, как капитан Грузинов. И вдруг, черт его знает как — судьба-индейка! — вытаскивает счастливый фантик. Нервный шок, конечно. Представляете? Кутепов кивнул головой.
— И тут же его снова — на позицию, — обрадовался, увидев этот кивок, полковник. — Ну конечно, ротмистр его срезал, как петуха на нашесте.
Полковник замолчал. Кутепов придвинул к себе его рапорт, полистал, потом поднялся — налитый силой, коренастый, с толстой шеей и с толстыми ногами, в белой гимнастерке, в бриджах защитного цвета с красными генеральскими лампасами, — зашагал по кабинету от стола к двери и обратно к столу.
Полковник Агаров сделал движение, чтобы встать со своего кресла. Кутепов остановил его небрежным жестом:
— Сидите, Евгений Георгиевич!
Ноющая спина отошла, генерал вернулся к столу, сел. Помолчав, сказал:
— Я разрешил дуэли, как благородный, рыцарский способ решать всякие столкновения между офицерами, сохраняя при этом офицерскую честь. Ведь если господа офицеры, поссорившись, хлещут друг друга, извините, по рылам, как пьяная мастеровщина, с такими командными кадрами, согласитесь, Евгений Георгиевич, вести будущую русскую армию в бой нельзя. Полагаю, что я поступил правильно!
— Я вполне разделяю ваши взгляды, Александр Павлович, — ввернул полковник Агаров.
— В наших условиях сохранить дух армии, дисциплину, не дать яду неверия и разложения проникнуть в душу офицерскую, — продолжал говорить Кутепов, — это главная задача. Честь офицера беречь надо как зеницу ока, Евгений Георгиевич! — Генерал с силой, ребром ладони, стукнул по столу. — Но вы, конечно, правы, когда в своем рапорте пишете относительно этих винтовок и прочего. — Генерал усмехнулся в бороду. — Этак пойдет — и наши забияки перестреляют друг дружку, прежде чем мы ахнуть успеем! — Снова стал серьезным,
«Нет, кажется, я ту ноту взял!» — подумал полковник Агаров и с готовностью сказал:
— Слушаюсь, Александр Павлович!
Кутепов отдал ему его рапорт, насупился, бычья его шея, обтянутая белоснежным тугим воротом гимнастерки, побагровела.
— Что касается вашего распоряжения об аресте ротмистра Валерьянова, полковник, то я его отменяю. Ротмистра Валерьянова из-под ареста немедленно освободить.
Обескураженный полковник пролепетал:
— Позвольте и мне узнать ваши мотивы, ваше высокопревосходительство?
Багровость от шеи поползла на генеральские щеки и лоб.
— Капитан Грузинов защищал честь армии, непререкаемую святость ее идеи… Я читал стишки этого юнкера… как его?.. Гебарского. Они действительно возмутительны. И ротмистр Валерьянов, по существу дела, правильно поступил. Ну, допустим, несколько поспешно. Пусть перед богом отвечает за это.
Полковник Агаров подумал: «Он же только что сам говорил о рыцарстве, о законных рамках и тут же оправдывает дикую расправу, форменное убийство». Подумав так, проникновенно сказал, поднимаясь с кресла:
— Понимаю, ваше высокопревосходительство, я сейчас же отдам необходимые распоряжения.
Кутепов смягчился, медвежьи беспощадные глаза подернулись мечтательной дымкой.
— Трудная у нас с вами служба, Евгений Георгиевич. Я раньше думал, что самое трудное — возиться с учебной командой в Преображенском полку, потом, когда по приказу Антона Ивановича сидел в Новороссийске на губернаторском кресле, думал: вот что самое трудное, а сейчас вижу, нет, самое трудное — это Галлиполи!
— Что слышно нового, Александр Павлович? — с почтительной фамильярностью спросил полковник Агаров. — Как там барон в Константинополе?
Генерал снова набычился и посуровел:
— Видимо, Бриан все-таки придет к власти, для нас это конец!
— И тогда что же, Александр Павлович?
— Наверное, Сербия. Или Болгария. Временно. А потом… поймут же они там у себя в конце концов, что, если не начать игру сначала, большевизм затопит всю их Европу! Наш с вами святой долг, Евгений Георгиевич, хранить боевую готовность корпуса, железной рукой хранить!
«Боже мой! — подумал полковник Агаров. — Все еще играют в солдатики, политиканствуют, интригуют, надеются». И сказал:
— Так точно, Александр Павлович!
— Ступайте, голубчик! — совсем уже ласково сказал Кутепов.
Полковник Агаров звякнул шпорами, положил свой рапорт в папку и, вдруг вспомнив, сказал:
— Простите, Александр Павлович, совсем запамятовал. Когда рапорт был мною уже подготовлен, пришло еще одно донесение. Секундант убитого Гебарского, тоже юнкер, сергиевец Копытко, прислал ротмистру Валерьянову оскорбительный письменный вызов на дуэль. Называет его ротмистром Мартыновым и так далее.