Из сегодня в завтра

Тиммон Джулия

— Постарайся быстрее уснуть, — говорю я.

— Сон лечит, — бормочет Дебора.

В гостиной остро пахнет виски. Мы с сестрой не сговариваясь принимаемся на пару убирать осколки и мыть стену.

— Если бы она не швырнула бутылку, до сих пор пила бы, — замечает Дебора.

Киваю.

— А так разошлись себе и, дай бог, уже спят.

Тихо смеемся.

— Все хорошо, что хорошо кончается, — говорит Дебора.

— Точно.

— Что-то у меня из-за этой кошмарной драмы

разыгрался аппетит. — Дебора прикладывает к животу руку в желтой резиновой перчатке. — Может, заглянем в холодильник?

Бросаю тряпку в мусорное ведро.

— Неплохая мысль. А Кент тебя не заждался?

Дебора стягивает с руки перчатку и качает головой.

— Как только сюда приехала, я позвонила ему и сказала, что обстановочка, мол, взрывоопасная. Он сразу понял, что сегодня меня можно не ждать.

Они с Кентом живут вместе, кажется, сотню лет. Свадьбу все откладывают, но лишь только потому, что Деборе хотелось бы чего-то невероятного, а на праздник в космосе или в худшем случае где-нибудь на Сейшельских островах у них нет денег. С другой же стороны, им прекрасно живется и так. В общем, мы давно считаем Кента зятем и полноправным членом нашей слегка чокнутой семьи.

— Пошли на кухню.

В холодильнике почти пусто, и нам приходится довольствоваться тостами и арахисовой пастой. Дебора располагается на своем обычном месте, у окна, даже садится так, как любила сидеть ребенком — сгибает ногу в колене и ставит ее на край стула. У меня на душе невесело, тем не менее быть в родительском доме в компании сестры — особое, напоминающее детство удовольствие.

— Лучше нам переночевать здесь, — говорит Дебора, откусывая кусочек тоста с таким довольным видом, будто это лакомство, приготовленное шеф-поваром из «Времен года». — А то, чего доброго, поднимутся посреди ночи и продолжат выяснять отношения.

Какое-то время молчим.

— Почему им не жить тихо и мирно? — произношу я, обращаясь будто к воздуху.

Дебора тяжело вздыхает.

— Если бы все было так просто, тогда вообще не случалось бы ни разводов, ни семейных сцен.

— По-твоему… — произношу я и на миг умолкаю, не решаясь сказать самое главное, то, что долгое время изводит меня и не дает покоя, — мама отцу изменяла?

Дебора пожимает плечами и кривится.

— Наверняка сказать ничего не могу, но догадываюсь, что да.

Груз на моем сердце тяжелеет вдвое.

— Какой кошмар… Откуда он об этом узнал?

Дебора поводит бровями. Они у нее, как и у меня, — черные дуги.

— Не имею понятия. Наверное, оттуда, откуда все узнают — от добреньких друзей или знакомых, коллег, случайных встречных… Или мама сама проболталась. У них же об этом не спросишь.

— Интересно, давно это было? И сколько раз? Всего один? — бормочу я.

— Возможно, не один, — отвечает Дебора. — Но папа, как мне кажется, знает только об одном.

Чувствую, что у

меня горят щеки, и прикладываю к ним ладони.

— Должно быть, это ужасно… знать, что тебе изменяют, и продолжать жить с человеком, — говорю я, стараясь не обращать внимания на жуткое чувство, заполняющее грудь. Странно, рассуждать о ком-либо другом довольно легко. Если же речь о личной жизни твоих собственных родителей, душа выворачивается наизнанку.

Дебора закидывает в рот последний кусочек тоста, прожевывает его и запивает соком.

— Если бы мне изменил Кент, я… наверное, придушила бы его собственными руками, — говорит она.

Киваю, вспоминая, какие я терпела муки, когда представляла себе, что Питер продолжает исправно выполнять обязанности не только отца, но и мужа. Доказательств того, что он спал с Бетси, встречаясь со мной, у меня не было, но, если честно, я и не желала их искать. Вздыхаю с облегчением, думая о том, что наш роман в прошлом.

— А возможно ли это? После подобного жить по-прежнему мирно и душа в душу?

Дебора почесывает макушку. У нее короткая стрижка, как у мальчика. И очень ей идет. У меня же избавиться от своих длинных волос никогда не хватит смелости.

— Не знаю… — протягивает она. — Если бы отец по-настоящему простил маму, а она взялась бы за ум, тогда, наверное, возможно.

— По-моему, он не в состоянии ее простить, — говорю я, оглядываясь на приоткрытую дверь и проверяя, нет ли кого в тускло освещенном коридоре. Там царит тишина. Лишь тикают старинные часы.

— Мне тоже так кажется, — отвечает Дебора.

— Но ведь они продолжают жить вместе.

— И, такое впечатление, никогда не смогут расстаться.

— Значит, будут мучиться до гробовой доски? — Меня передергивает от ужаса. — Представляешь себе, сколько еще бутылок мама швырнет в стену и сколько раз отец приревнует ее к почтальону или молочнику?

Дебора задумывается.

— Пожалуй, им не обойтись без профессиональной помощи, — говорит она.

— Что ты имеешь в виду? — спрашиваю я.

— Существуют специальные агентства по работе с семейными парами. История мамы и папы, думаю, довольно типичная. Опытные психотерапевты наверняка без труда определят, в чем суть их проблемы, и подскажут, что им делать. И надо ли спасать семью.

Внутренне содрогаюсь.

— А если они определят, что не надо? Ты можешь себе представить маму и папу порознь? Или, того хуже, с другими партнерами?

Дебора шумно вздыхает и допивает сок.

— Да, детям — маленьким или совсем взрослым — тяжело думать о том, что родители могут расстаться. Умом понимаешь, что это не исключено, даже, может быть, неизбежно, а внутри бесконечный протест. — Она на некоторое время умолкает, задумчиво смотрит в пустоту и нервно барабанит пальцами по столу. — Но если иначе будет нельзя, нам с тобой придется смириться.