Из собрания детективов «Радуги». Том 1.
Шрифт:
— А кто раскрасил кулон?
— Я.
— Отличная работа, — похвалил он, повернувшись к ней. — Кулон точно такой же, как тот, настоящий, который был на вас, когда мы приезжали сюда с Ирвином. Камень, случайно, не из той шахты у Черного колодца?
Серые глаза не дрогнули, но в глубине их упал непроницаемый занавес; руки на мгновение застыли, и это тоже не укрылось от Бони.
— Разумеется, нет. Я его купила. Я ведь получаю часть прибыли от продажи скота. Его мне прислали из Перта. Я обожаю опалы.
— Я тоже люблю их больше остальных драгоценных камней, мисс
— Другие? Нет. Откуда? Почему вы решили, что у меня должны быть другие опалы?
Бони обезоруживающе улыбнулся и напомнил, как она только что призналась, что любит опалы, а не один, определенный опал, который она надевала к своему вечернему платью. Слова его прогнали тень беспокойства, вдруг набежавшую на ее лицо.
— Когда я ухаживал за своей будущей женой, — сказал Бони, — я подарил ей брошь с опалом. Тогда опалы еще не были так дороги, как сейчас. Купить ей второй мне так и не удалось — при таких ценах и налогах просто не могу себе этого позволить.
Кимберли облегченно улыбнулась и простодушно подхватила:
— Правда, правда, это просто ужас, как наше правительство дерет с нас за все на свете. — Улыбка ее мигом пропала, в голосе послышалось негодование. — Вы только посмотрите на военные налоги! Война-то уж сколько лет как кончилась, а люди по-прежнему от них стонут: налог на одежду, налог на грузовики, налог на бензин — что ни возьми, на все налог.
— Да, при таких поборах трудно свести концы с концами, — согласился Бони.
— Еще бы! Бедняки еле перебиваются, а правительство только и знает, что само себе жалованье повышает… Чаю еще хотите?
— Благодарю.
— Угощайтесь тортом.
— Ну, у вас, фермеров, все же есть возможность кое-что приберечь, — пробормотал он, отрезая себе торта. — А вот у меня налоги вычитают из жалованья еще до того, как я его получаю.
— Да какие там возможности. Скотобойня с нами чеками расплачивается, а они сначала через банк в Дерби проходят. А ваша жена настоящая леди?
— Ну, не такая уж она важная леди, — серьезно ответил он. — Но она читает лучшие книги и недурно играет на фортепьяно. У нас с ней трое сыновей. Старший, Чарлз, учится в университете — хочет стать врачом-миссионером. Я уверен, что моя жена, так же как и я, будет очень рада вам, если вы когда-нибудь приедете в Брисбен.
— Правда? — по-детски обрадовалась она. — Ой, я так хотела бы съездить в Брисбен и поболтать с ней о всякой всячине. А по магазинам меня поводить она не откажется?
— Откажется? Она?! Да ей дай волю, она из них целыми днями вылезать не будет.
Кимберли взяла сигарету и зажгла спичку, прежде чем Бони успел предложить ей огня.
— А ваша жена сможет… ей не будет трудно… она покажет мне, где можно сделать хорошую прическу?
— Ну конечно! И еще она сводит вас в театр, в кино. Вы когда-нибудь были в кино?
Кимберли покачала головой. Перед глазами ее проносились видения, одно прекраснее другого.
— У этих актрис в журналах… — промолвила она почти шепотом. — У них такие чудесные платья… и прически. А меня Джаспер стриг ножницами, как
— А по-моему, она вам не нужна. У вас и так изумительные волосы, — заверил ее Бони, и Кимберли зарделась.
— Но с завивкой будет лучше, — упрямо сказала она. — А мне можно будет немного погостить у вашей жены? Я не хотела бы оказаться совсем одна в городе.
— Разумеется. Она будет просто счастлива. У нас ведь нет дочери. Я скажу ей, чтобы она прислала вам письмо с приглашением.
Улыбка стерла остатки тревоги с ее лица. Кимберли встала из-за стола и подошла к комоду, на котором лежала стопка журналов. С минуту или чуть больше она искала нужный номер, потом вернулась к столу и, положив перед Бони журнал, указала пальцем с обломанным ногтем на фотографию знаменитой киноактрисы.
— Вот какую я хочу прическу, — объявила она, и Бони серьезно кивнул. — У нее много денег? — спросила Кимберли.
— Наверное, да, очень много. Вообще-то я мало что понимаю в женских прическах, но, полагаю, настоящие мастера внимательно изучают лицо, форму головы, цвет волос и только потом рекомендуют самый подходящий стиль. Так или иначе…
Его прервал взрыв собачьего лая — словно добрая тысяча псов взъярилась, как по команде. Безмолвный мир за стенами дома раскололся вдребезги от адского концерта. Бони вскочил на ноги, их с Кимберли взгляды встретились — кто там, друг или враг? Нет, в неистовой какофонии не было угрозы, и лай постепенно стих где-то за домом, куда бросилась стая собак.
— Это Ирвин, — решил Бони. Они прислушались и за нарастающим в соседней комнате взволнованным гомоном аборигенов различили шум приближающейся машины.
— Это едет полицейский, не бойтесь! — громко крикнула Кимберли и выбежала за дверь, чтобы успокоить аборигенов.
Бони выждал и, когда голос ее донесся откуда-то с боковой веранды, быстро опустился на колени перед диваном и вытащил из-под него одну из двух шляпных коробок. Ключ был в замке. Инспектор поднял тяжелую коробку и снял крышку. На оберточной бумаге, которой было выстлано дно коробки, валялись засохшие крошки торта. Поверхность бумаги отставала от донышка коробки примерно на одну пятую ее высоты. Бони поднял бумагу. Свет от висевшей под потолком лампы упал внутрь коробки.
Бони смотрел в темную дымку, через которую проглядывало окутанное маревом закатное солнце, погружающееся в зеленоватые глубины, знакомые взору ныряльщиков за жемчугом… Опалы! Черные опалы, не распиленные и не ограненные. Он взял один. Неправильной круглой формы камень был величиной с ладонь, на которой он лежал. Его можно было распилить на три великолепных черных опала. Ладонь Бони дрогнула, и у правого ее края вспыхнули и заиграли кроваво-красные блики, а по пальцам заструилось голубовато-зеленое сияние.