Из современной английской новеллы
Шрифт:
— Понятия не имею, что мне вам говорить.
— Вы по приезде виделись с Питером Филдингом?
Она покачала головой.
— Нет, разговаривала по телефону. Он там, у себя в деревне.
— Вы не думайте, не допрос. Беседа, не более того.
— А вы продвинулись?..
— Да почти что нет. — Он перевесил куртку на другую руку. Хоть не двигайся — сразу обливаешься потом. — Я вот толком не понял, как давно вы познакомились с Филдингами.
Шли они еле-еле. И вся она казалась легкой и прохладной, хотя он-то говорил только о ее платье; маленькая, хрупкая, точно шестнадцатилетняя;
— Весной, четыре месяца всего. С Питером то есть.
— А с его отцом?
— Были мы в их роскошном поместье два или три раза. И в Лондоне была вечеринка у него на квартире. Иногда обедали вместе, как в тот последний раз. Мало ли с кем сын придет. Нет, по правде-то я его не знала.
— Он вам нравился?
Она улыбнулась, помолчала и ответила:
— Не очень.
— Почему же?
— Консерватор. Я не так воспитана.
— Понятно. И только-то?
Она с усмешкой повела глазами по траве.
— Я как-то не думала, что вы будете задавать такие вопросы.
— Я и не собирался. Сами напрашиваетесь.
Она с удивлением глянула на него, как бы не ожидая такой прямоты, потом неопределенно улыбнулась. Он сказал:
— Факты все налицо. Осталось узнать, как о нем думали.
— Не о нем. Об их жизни.
— Друг ваш выразился иначе: лицедействе.
— Да они же не притворялись. Они ведь такие и есть.
— Вы не против, если я сниму галстук?
— Пожалуйста. Ради бога.
— Весь день мечтал о воде.
— И я.
— Ну вот и вода, хоть купайся нагишом.
Они проходили мимо женской купальни, заслоненной деревьями и кустарником. Он бегло улыбнулся ей, скатывая галстук:
— Только подглядывают.
— А вы откуда знаете?
— Служил постовым неподалеку. Хэверсток-Хилл — бывали?
Она кивнула, и он подумал, до чего же хорошо обходиться без околичностей, говорить напрямик, что думаешь и что знаешь, жить нынешним днем, а не полувековой давностью; хорошо, когда за тебя высказывают то, что ты сам не берешься выразить. Ему тоже не очень-то нравился Филдинг и совсем не нравился его образ жизни. Вот так. Ленишься думать, ловишься на подсказку, впитываешь глазами дурманящие цвета воскресных газетных приложений, соглашаешься со старшими, подчиняешься профессии — и совсем забываешь, что есть и независимые люди с незамутненным сознанием, которым все это не застит глаза и которые не боятся…
Вдруг она спросила:
— А правда, что полицейские там избивают стариков за непростительное любопытство?
Он словно ударился оземь; и постарался не выдать сотрясения — сильного и неожиданного, точно охотился за пешкой и вдруг подставил под удар короля.
— Не знаю, может быть. — Она бродила взглядом по траве. Через секунду-другую он добавил: — Лично я их чаем угощал. — Однако пауза уже сломала ритм общения.
— Простите, я зря это спросила. — Она искоса поглядела на него. — У вас не очень-то полицейский вид.
— Ничего, нам не привыкать.
— Мне когда-то рассказывали.
— Да все в порядке, обычный вопрос насчет превышения мер.
— И я вас прервала.
Он закинул куртку за спину и расстегнул рубашку.
— Сейчас мы пытаемся выяснить, не опостылела ли такая жизнь ему самому. Ваш друг сообщил мне, что у отца его не хватило бы смелости… ни смелости, ни воображения на что-нибудь другое.
— Питер так сказал?
— Слово в слово.
Она помедлила с ответом.
— Иногда казалось, что он вовсе не здесь, понимаете? Будто сам себя изображает и сам это видит со стороны.
— Еще что казалось?
Такая же пауза.
— Опасный — не то слово, но такой… чересчур сдержанный. Может, лучше сказать — одержимый? То есть если он себе что-нибудь докажет, другие не разубедят. — Она укоризненно хлопнула себя по виску. — А, все я не так говорю. Странно только, что Питер…
— Не отвлекайтесь.
— Ну, в нем была какая-то внутренняя твердость, напряжение, жесткость, что ли, такая. Нет, смелости бы хватило. И нездешний вид, будто он сам себе чужой. И воображения тоже. — Она состроила гримасу. — Привет от детектива-любителя.
— Нет-нет, очень любопытно. А в последний вечер? Тоже нездешний вид?
Она покачала головой.
— Как раз нет, он был веселей обычного. Да… пожалуй, веселее. К нему вообще-то это слово не подходит, но…
— Чему-то радовался?
— Да, это было не просто радушие.
— Словно бы на что-то решился — и отлегло от сердца?
Она раздумывала, не поднимая глаз. Шли они совсем медленно, будто собрались вот-вот повернуть назад. Наконец она мотнула головой.
— Честно сказать — не знаю. Потаенного волнения, по-моему, не было. И ничего прощального в поведении.
— Даже когда расставались?
— Меня он поцеловал в щеку, Питера, кажется, потрепал по плечу. Впрочем, точно не помню. Но что-нибудь необычное я бы, конечно, заметила. Вот разве настроение у него было немного необычное. Помнится, Питер говорил потом, что он, видно, размякает к старости. В самом деле, он как будто особенно старался быть с нами поласковее.
— И это против обыкновения?
— Ну, не то чтобы… просто обычно он бывал нарочито сдержан. А тогда — может быть, потому, что в Лондоне. В поместье у него всегда был более посторонний вид. Во всяком случае, мне так казалось.
— И все сходятся на том, что в поместье он отдыхал душой.
Она снова задумалась, подбирая слова.
— Да, ему нравилось это показывать. Должно быть, по семейным соображениям. Дескать, таков я en famille [34] .
— Теперь, — сказал он, — я задам вам очень невежливый вопрос.
— Нет. Этого не было.
Ответила она так быстро, что он рассмеялся.
— Вот повезло со свидетельницей!
— Я ждала вопроса.
— Никогда, ни взгляда, ни?..
34
В семейном кругу (франц.).