Из старых записных книжек (1924-1947)
Шрифт:
Как точно этот человек выразил мое отвращение к жизни в "обойме", в "папиросной пачке".
* * *
"Катя".
Бабушка о Ване:
– Сколько ему бедному перестрадать пришлось. И с Аркадием, с отчимом, нелегко ему, разумеется, было. А уж как я огорчалась, когда он в военные уходил. Аркадий говорит: "Не тужи. Все равно вернется". И ведь так и случилось: вернулся.
Говорит об этом бабушка, как о большом счастии и о победе. Вероятно, ей и в голову не пришло и сейчас не приходит, что для Вани это
* * *
В поезде:
– У нас в поселке народу нынче!.. Три сеанса в клубе, и то не помещаются.
Киносеанс как мера объема.
* * *
И в Ленинграде и в Москве говорят на русском языке. Но в Ленинграде у нас говорят "вставочка", а в Москве - "ручка". В Ленинграде выходят из трамвая, в Москве сходят (соответственно вылазят и слазят). В Ленинграде говорят сегодня, в Москве говорят, бывает, и так, но чаще нынче. В Ленинграде девочки скачут через скакалку, в Москве прыгают через прыгалку. В Ленинграде - прятки, в Москве - пряталки. В Ленинграде ошибки в тетрадях стирают резинкой, в Москве - ластиком... Список мог бы продолжить. У нас, например, проходные дворы, в Москве - пролетные.
* * *
В Петрозаводске. Сижу на уроке в школе. И вдруг во мне просыпается старый, самый настоящий мальчишеский страх: а вдруг меня вызовут!
– Пантелеев, к доске!..
* * *
У многих мальчиков под партами - лыжи.
* * *
Гарик Печерин - племянник С.И.Лобанова{458}. Одиннадцать лет. Как и большинство коренных петрозаводцев, слегка окает. Лучший друг Гарика заболел. Гарик много раз с гордостью сообщал мне, что у товарища его:
– Туб-беркулезный брронходенит.
Говорит он это так звучно, с такой гордостью и с таким апломбом, как будто объявляет:
– Мой друг - генерал-полковник артиллерии.
* * *
Комнатка Гариковой бабушки. Очень хороши свежие сосновые стены, ничем не обитые и не оклеенные. Хорошо, чисто блестит светлая серебряная иконка в углу.
* * *
В Карело-Финском Госиздате в прошлом году был такой случай. В служебное время в коридорах издательства появились - цыганки. Нашлись охотницы - и в редакциях, и в бухгалтерии, и в корректорской - узнать судьбу свою. На другой день - заметка в стенной газете. Общее собрание. Сергея Ивановича вызывают...
* * *
Русскую газету "Северное слово", выходившую в Петрозаводске в годы оккупации, население называло "Скверное слово".
* * *
Объявление на стене:
"Одинокая женщина старшего возраста ищет комнату или угол"...
* * *
Юлии Константиновне 65 лет. Внучка ее Лера "от несчастной любви" хотела отравиться, накапала в стакан 60 капель валерьянки. Ее остановили, пристыдили. Она расплакалась, хочет выплеснуть "отраву" в ведро. Бабушка схватила ее за руку:
– Ты что? С ума сошла! Лекарство? Выплескивать? За него деньги плочены. Давай-ка лучше я его выпью.
И выпила.
* * *
Уборная (или "туалет",
Пахнет земляничным мылом и окурками, которые коричневой кашицей мокнут в писсуарах.
* * *
В Дармштадте гроб с останками Чехова встретили русские студенты. Пришли на вокзал. Венок с надписью:
"Кому повемъ печаль мою?"
Это - эпиграф к "Тоске".
* * *
Чехов очень любил прогулки на кладбищах. Суворин тоже. Они часто ездили вдвоем на петербургские и другие кладбища. (Смотри у Суворина в "Дневнике".)
* * *
Зимой 1941/42 года варили суп из "Ляминарина". Сегодня нашел в ванной пеструю коробку с надписью:
"Морская капуста представляет собой водоросль Белого моря и содержит в себе следующее:
Соли йода, брома, фосфора, хлора, серы, железа, калия, натрия, кальция и магния"...
Карандашом приписано:
"Хлебца бы к этому магнию".
Коробочка пуста - ни единой крошки, ни единой пылинки...
* * *
Тетя Тэна в детстве мечтала - или поступить в цирк наездницей, или сделаться учительницей. Любимая игра была - в школу. Она учительница Александра Ивановна Виноградова.
Но - не вышло, кончила только городское четырехклассное.
* * *
Бабушка видела во сне Ваню (о судьбе которого не знает почти тридцать лет).
– В каком же, - я спрашиваю, - возрасте вы его видели?
– Да совсем маленьким... подросточком. Вижу, как будто он в таком сереньком халатике. У горла зеленой пуговицей застегнут. Я думаю: нехорошо. Надо бы пуговицу переставить. Говорю ему об этом, а тут и проснулась.
* * *
Ее же рассказ.
– Он думал, что военная должность облагораживает, что военные люди все какие-то необыкновенные. Но и тут разочаровался. А как японская война началась, приходит: "Мамаша, говорит, я хочу на войну ехать".
– "Куда же, я говорю, ты, Ваня, поедешь! Ведь и полк ваш не идет".
– "Я не могу. Сейчас семейные люди и то идут, а я - одинокий".
Ну, что ж. Стали хлопотать. Я поехала к мадам Шульман, знакомой. Муж ее по казачьей части был. Выхлопотала. Перевели его в Приморский полк.
* * *
О нем же.
После ранения за границу ездил, в Швейцарию. Неделю пожил - вернулся, не понравилось. Говорит: наше озеро Байкал во много раз красивее. А там одна реклама, а красоты у нас куда больше.
* * *
Москва. Передо мной на остановке автобуса - несколько слепых с толстыми книгами под мышкой. Кто-то из них - с возмущением: