Из тьмы
Шрифт:
«Что он выискивает? — забеспокоилась Елена. — Господи, на мальчика уставился! Сглазит еще».
— Уосук, сынок, подай-ка мне вот то полено, — промолвила она, чтобы вырвать сына из петли княжьего взора.
Уосук метнулся к дровам.
— Да, есть небольшая новость, — заговорил Хахаров. — Вилюйский исправник наведался к нам проездом.
— Что рассказывал?
— Говорил, скоро арестантов в наши места пригонят.
— Ая-яй! Самим есть нечего, а тут еще нахлебники. За что же их?
— Бунт против государя-солнца
— Против самого государя-солнца! — с изумлением воскликнул Токур, твердо убежденный, что никто не смеет даже глаза поднять на царя. — Что же с нами будет, когда эти страшные люди здесь появятся?
— Не беспокойся. Как говорится, у царя руки длинные, у суда глаза зоркие. Чуть что — приберут к рукам. А что же ты, Никифор, своего князя не угощаешь? Сварил бы уху, накормил как следует!
— Тойон князь, я бы с радостью, но для этого у меня нет подходящих карасей, — растерялся Никифор и отвел глаза. Лицо его от смущения порозовело.
— Я у тебя не частый гость. Раз в год бываю, а то и реже, — не отступался князец.
— Елена, приготовь уху для нашего князя, — приказал Никифор.
Елена вздохнула и пошла в кладовку. Там хранилось несколько крупных карасей. Токур собирался преподнести их, когда выдастся случай съездить в город, жене хромого купца Корякина и выпросить взамен что-нибудь из старой одежды корякинского отпрыска, мальчика одного с Уосуком возраста.
«Зачем же он все-таки приехал? Не для того ведь, чтоб рассказывать об арестантах», — томился Никифор, глядя на то, как необыкновенно ловко расправлялся князец с костистой рыбой.
— Сколько годов твоему парню? — как бы невзначай поинтересовался Хахаров, шумно прихлебывая уху.
— Да вроде девять на покрова стукнуло. Ждем не дождемся, когда помощник вырастет.
Рыбак ласково взглянул на сына, который исподлобья следил за князцом, глотая голодную слюну.
Хахаров, сыто икнув, отодвинул пустую посудину.
— Так вот, Никифор…
Бедняки затаили дыхание, почувствовав, что сейчас будет сказано что-то очень важное.
— Вчера было наслежное собрание. Все сошлись на том… — Хахаров важно кашлянул, выдерживая паузу.
«На чем сошлись?» — затрепетало сердце у Елены.
— На том, чтобы послать вашего сына в город учиться.
«Не отдам!» — беззвучно закричала Елена и прижала мальчика к груди. Известие ошеломило Никифора. Он с недоумением воззрился на Хахарова.
— Учиться? Как это?
— А вот так. Пришел указ государя-солнца отправить мальчика девяти лет. Твоему как раз девять.
— Почему же нас не спросили? Куда это годится — отнимают сына, даже не спросив у отца-матери.
—
— В указе не написано небось, чтоб забрать моего сына! — Никифор даже привстал, готовый силой защищать единственное чадо.
— Мало ли что! Такова воля общества. Смотри: все старшины поставили печати. Восемь печатей! — Князец свирепо взмахнул перед носом рыбака бумагой, испещренной черными метками. — Против печатей пойдешь, что ли?
— Не отдам сына! — упрямо твердил рыбак.
Князец сокрушенно вздохнул, вытер вспотевший лоб.
— Чудак! — начал он вразумлять Токура. — Тебе же лучше! Сам говорил — улова нет. Не отдашь сына в люди, так подохнет дома. А в школе будет и сыт, и одет. За все казна платит! Выучится — писарем будет: опять же тебе не в убыток. Денежным человеком станет, тойоном! Благодарил бы лучше государя-солнце.
— Что-то не верится мне, что сын бедняка может выучиться на писаря. Такого вовек не бывало, — с сомнением в голосе промолвил несколько успокоенный Токур.
— Все дети одинаковы. Рогатые писарями становятся, что ли?
— Не рогатые, а богатые. У сытого всегда башка лучше варит. А мой голодует с рождения, что толку от него?..
— Не о чем с тобой толковать, — не на шутку обозлился Хахаров. — Завтра же отправим мальца в город. Все!
Его, по-видимому, глубоко уязвило, что он так и не смог убедить упрямого рыбака.
— Утром капрал Семен прискачет. Чтоб парень был готов к его приезду. А не отдашь — смотри! Составим протокол и исправнику пошлем. За решетку угодишь!
Князец вышел, с силой хлопнув дверью.
— Что же это будет? — заголосила Елена. — Единственное дитё отнимают!
— Видишь, царь повелел, — почесал затылок Токур.
— Нет! Нет! Не оторвут от меня кровинку мою! Пусть хоть сам царь придет!
Уосук за всю свою коротенькую жизнь никогда ничего не слыхал о школе. Из всего, что услышал, он понял, что человек, съевший их лучших карасей, собирается отнять его у отца и матери и куда-то отправить. Он со страхом прижался к материнскому плечу.
Неужели мать не защитит его, неужели позволит этому страшному тойону увезти сына?..
Никифор медленно подошел к камельку, поворошил тлеющие поленья. Огонь с треском вырвался из-под пепла, осветив неприглядную обстановку юрты. На стене закачалась огромная тень кожемяки, напомнившая мальчику только что уехавшего тойона. Уосук в страхе отвернулся.
— Да, царь повелел, — пробормотал Никифор, закуривая трубку.
— Не отпущу, пока жива, — твердила Елена.
— Судить будут!
— Пусть судят.
— Как это «пусть судят»? Ну и голова у этой бабы. Лучше придумала бы что-нибудь. Вот что… Поеду-ка я завтра вместе с Семеном. Бухнусь в ноги большим господам. Может, и пожалеют. Мало детей, что ли? Вон у соседей наших шестеро. А наш один.