Из тьмы
Шрифт:
Во что бы мы ни вляпались, и что бы ни говорили спутники, - размышлял он, - эти чертовы местные - не просто кучка деревенских жителей. Кто-то потратил много времени на их обучение - и на разведку этих гор тоже. Они сражаются с позиций, которые были заранее выбраны для их полей обстрела. И эти взрывчатые вещества... Кто-то чертовски тщательно выбирал места для них. Кто бы это ни был, он знал, что делал, и, должно быть, готовил свои позиции почти с того дня, как мы впервые приземлились.
Вопреки себе, он почувствовал проблеск уважения к своему противнику-человеку. Не то чтобы в конце концов это имело какое-то значение. Снимки с его дронов
* * *
Бучевски почувствовал, как меняется ситуация.
Он начал утро с сотней "регулярных" и еще со ста пятьюдесятью "ополченцами" из деревень. Столько их у него больше не было. Он знал, что каждый склонен переоценивать свои потери в подобном бою, особенно на такой местности и без надежной связи между его позициями, но он был бы удивлен, если бы к настоящему времени не потерял по крайней мере четверть своих людей.
Это было достаточно плохо, но впереди было еще хуже.
Позиция в Бастони никогда не предназначалась для отражения полномасштабной атаки шонгейри. Она действительно была задумана как место для отступления перед лицом нападения врагов-людей, пытающихся разграбить зимние запасы деревень. Это означало, что Бастонь, несмотря на свое название, была скорее укрепленным складом, чем каким-то последним редутом. Он сделал его оборону настолько прочной, насколько мог, но ему никогда не приходило в голову пытаться удержать его против сотен пехотинцев шонгейри, поддерживаемых танками и минометами.
Перестань пинать себя, - прорычал внутренний голос.
– Никогда не было никакого смысла пытаться создать позицию, которую вы могли бы удержать против такого рода нападений. Ну и что, если бы вы задержали их на некоторое время? В любом случае, в конце концов, они нанесли бы еще один из своих проклятых кинетических ударов.
Он знал, что это правда, но правдой было и то, что единственные пути отступления были настолько крутыми, что становились почти непроходимыми. Предполагалось, что Бастонь выдержит любое вероятное нападение людей, и без ее запасов продовольствия шанс на то, что их гражданское население смогло бы пережить приближающуюся зиму, был бы в лучшем случае минимальным. Таким образом, он и Мирча поставили все на то, чтобы сделать позицию достаточно жесткой, чтобы противостоять чему-то меньшему, чем тотальная атака шонгейри... и теперь это была ловушка, из которой слишком многие из их людей не могли выбраться.
Он посмотрел на дымный, по-осеннему яркий лес, наблюдая, как заходящее солнце окрашивает дым в цвет крови, и понял, что его людям некуда бежать. Теперь они были на последнем рубеже, и ему потребовалась каждая унция дисциплины, которой он научился в своей жизни, чтобы побороть отчаяние.
Прости, Мирча, - мрачно подумал он.
– Я облажался. Теперь мы все облажались. Наверное, я так же рад, что ты, в конце концов, не вернулся вовремя.
Мышцы его челюсти напряглись, и он протянул руку и схватил Марию Авереску, одну из своих гонцов.
– Мне нужно, чтобы вы нашли ганни Мейерса, - сказал он на румынском, которым он наконец начал овладевать.
– Он мертв, шеф, - резко ответила девочка-подросток, и его живот сжался.
– Сержант Рамирес?
– Он тоже,
– Авереску похлопала себя по центру бюста, чуть ниже груди, у которой, в конце концов, никогда не будет времени полностью развиться.
– Тогда найди сержанта Джонеску. Скажи ему...
Бучевски глубоко вздохнул. Джонеску командовал всем его резервом, единственными людьми, которые были у него в распоряжении, чтобы перекрыть любые прорывы шонгейри на последнем периметре. Если он отошлет Джонеску...
– Скажи ему, что я хочу, чтобы он и его люди вывели как можно больше детей, - резко сказал он.
– Скажи ему, что остальные наши выиграют для него столько времени, сколько сможем. Поняла это?
– Да, шеф!
– чумазое лицо Авереску было бледным, но она энергично кивнула.
– Хорошо. А теперь иди!
Он отпустил плечо молодой девушки. Она помчалась сквозь дым, а он повернул в противоположном направлении и направился к командному пункту периметра.
* * *
Разведчики шонгейри поняли, что отступление людей еще больше замедлилось. Болезненный опыт заставил их настороженно относиться к переменам, и они осторожно продвигались вперед.
Они были правы, осторожничая.
* * *
Бастонь была построена вокруг глубокой пещеры, которая обеспечивала защищенное, легко маскируемое хранилище для зимних продуктов питания и корма для деревенских животных. Однако сокрытие было не единственной его защитой.
* * *
Бучевски свирепо оскалил зубы, услышав взрывы.
Во многих отношениях он все еще жалел, что не смог заполучить в свои руки американские мины, поскольку именно этому его обучали. С другой стороны, Басарабу удалось достать поразительное количество боеприпасов советского образца. Некоторые из них были печально устаревшими, упакованными в ящики, которые выглядели так, словно их, вероятно, прятали где-то на дне склада со времен Второй мировой войны, и достаточно старыми, чтобы у него были серьезные сомнения в их надежности или даже безопасности. Но большая часть его состояла из гораздо более современного оборудования, и никто никогда не обвинял русских в том, что они неумелы, когда дело доходило до минной войны.
Основную часть противопехотных мин составляла российская МОН-50, мина направленного действия, которая по сути была копией американской M18 Клеймор с несколькими уникальными российскими усовершенствованиями, включая прицел для подглядывания, заменяющий более простой открытый прицел оригинала, когда он "наводился" на первоначальную установку. Однако с тактической точки зрения выбирать было не из чего: прямоугольный, слегка вогнутый пластиковый корпус, содержащий кумулятивный заряд пластиковой взрывчатки, предназначенный для веерообразного выброса смертоносных осколков на расстояние около пятидесяти ярдов. Вариант, который смог предоставить Басараб, метал пятьсот сорок стальных шариков в отличие от семисот шариков немного меньшего размера, которые были у Клеймора.