Из того ли то из города
Шрифт:
А потом, поначалу тихо, а затем все нарастая и нарастая, зазвучала песня. И пела ее то ли молода жена, то ли красна девица. Так пела, что раз услышав, вовек не захочешь иной голос слышать...
По крылечку ли идет да молода жена,
По сеням ли идет да красна девица...
...Ближе и ближе дерево. Уже и листочки на веточках видны. Чувствует Илья, вроде как подустал немножко, пора бы и отдохнуть, не все же крыльями махать. Присмотрел себе веточку, к ней устремился. Только было лапы вперед выставил, чтобы половчее ухватиться, да листочек
...На одном из холмов приречных примостилась деревенька невеликая - дворов тридцать. Спряталась посреди лесов да дубрав, только с реки и разглядишь ее. Ладненькая да аккуратненькая, сколько здесь простояла - кто ведает? Избы, сараи, постройки хозяйственные...
Ажно сердце к горлу подбросило, слезы на глаза навернулись. Как же не узнать родимых мест-то? Вон она, изба родимая, а дальше... Неужто... Сложил Илья крылья, чтоб побыстрее, да как со всего маху угодит во что-то мягкое, чего сквозь слезы навернувшиеся не приметил. И сшиб кого-то, и сам так грохнулся, - земля задрожала.
– Ну, батя, ты прямо как медведь с елки, - добродушно пробормотал кто-то.
– Смотреть надо, куда прешь. Хорошо, вилы в сарай убрал, а то б прямо на них угодил...
Сильные руки обхватили его за плечи и рывком поставили на ноги.
– Стоять-то хоть можешь, не расшибся?..
Сокольник... Рот до ушей... Живой... Или...
– Ладно, мне тут с тобой некогда, опосля поговорим. Вон, ступай, мать тебя ждет...
Толкнул слегка в плечо, и к сараю подался.
Смотрит Илья - глазам своим не верит. Стоит на крыльце Рада, какой запомнил, в сарафане нарядном, прислонилась к столбу, руки сложила, ладони к губам прижаты. Не чудится ли?
Сделал шаг - не слушаются ноги, не держат, совсем как тогда... Как до крыльца добрался, не помнит. Обнять хотел, а вместо этого плюхнулся неловко, и руки на колени уронил. Присела Рада рядышком, сидят, через ворота распахнутые на улицу смотрят.
– Глупая я была, Илья, - сказала.
– Как узнала, что тяжелая, не захотела тебе поперек судьбы вставать. Думала, одна подниму, а потом уж... Оставила все как есть, в другое место ушла, потому как знала, искать меня будешь. Только не так сложилось, как думалось. Прознала про меня жена Святогорова, Славяна. Она ведь думала, ты в смерти его повинен, зарок дала, смертью за смерть расплатиться. Как ни доглядывала я за сыночком, ан не углядела. Вернулась как-то, а его и нету. Сколько мыкалась, пока узнала, что с ним, не ведаю. Узнала, отыскала Славяну, схлестнулись мы. Сшибла я ее с коня, придавила, надо бы тогда ее и порешить было, да как узнала, где живет с Сокольничком моим, помутилось в голове от радости. Вскочила я, на коня - и к дому ее... А она, вишь, только показалось прибитою. Одной стрелки всего и хватило-то мне... Со спины стрелила... Чинжалище мой забрала. Не то, чтоб он ей глянулся, а чтобы Сокольнику дать, чтобы он им...
– Слышь, бать, не подсобишь малость?
– Тут сам Сокольник из-за избы показался, глянул на крыльцо, рукой махнул.
– Ладно, обойдусь...
– А он?..
– кивнул Илья в сторону сына.
– Нашел он меня... Помнишь, говорила я тебе, что Леля мне ленточку узорчатую подарила?.. На том месте она осталась...
Помолчал Илья, потом спросил осторожно:
– Что же это такое - сила нездешняя, неведомая?
– Да я, Илья, и сама толком не знаю. Знаю только, что обличьем она разная. Чем захочет, тем и прикинется. Еще то знаю, что где разлад, горе людское, ненависть лютая - там ее и ищи... С того берега речки Смородины вроде приходит, из-за гор Сорочинских. Иные говорят, будто и Смородина та самая, и горы Сорочинские, они у каждого человека внутри. Только мне этого не понять... Ну, что, вечерять будем?
– вдруг просто спросила она.
В это время снаружи двора, на улице, послышался какой-то шум. Проехала телега, на ней сидели двое, переругиваясь на чем свет стоит. Кто, Илья не разглядел, а вот голоса знакомыми показались.
– Опять Долговяз с Братилой... Они, вишь, рыбу какую-то чудную поймать удумали, что и на трех телегах не увезешь. Просо им крючки сковал, ан ничего у них не вышло. Два раза упустили, вместе со снастью. Перед третьим разом, надоумил их кто-то из волоса конского веревку сплесть. Взяли они нож, пошли ночью к лошадям, чтоб у каждой понемногу хвоста взять. И так это у них получилось, что одной лошади начисто обкорнали. То ли она дернулась, то ли руки у них растут не оттуда. Оказалась - Просова. Так он их потом с молотом полдня по деревне гонял, насилу уняли... Опять, видать, пустые едут.
– Как он, Просо-то?
– Да как... Живут себе. Об одном жаль, нет у них с Заряной детишек своих, ну да от прочих отбоя нету. Иные из кузницы не вылазят. Он им игрушки какие-то мастерит. А там, глядишь, дело молодое...
– А?..
– начал было Илья и осекся, потупился.
– Завтра сходишь, - без слов поняла его Рада.
– Как они?
– Как обычно. Живут, захаживают иногда.
– Я ведь обещался к ним... А сам...
– Кто старое помянет, Илья... Простят... Пойду я.
– Рада поднялась, собираясь в избу.
– Да и ты шел бы, помог Сокольнику. Он стропила у сарая менять вздумал, тяжко ему одному.
– Какой из меня нонче работник, - махнул рукой Илья и тоже поднялся.
– Сколько годков-то уж. Мне теперь только на печи лежать, да на завалинке посижиывать...
Улыбнулась Рада. Ухватила за плечи, подвела к бочке с водой, возле угла избы, склонила сильной рукой чуть не до воды. Любуйся, мол.
Глянул Илья. Совсем не то увидел, что ожидал. Не старца, - мужа во цвете лет. На руки свои посмотрел, выдохнул.
– Что же это за место такое, где?..
– и на Раду смотрит.
Снова улыбнулась Рада.
– Что за место? Вирий, Илья... Вирий.