Из вечности в лето

Борис Кривошеев

– Нет, – честно признался Дмитрий.

– Правда? Странно, очень известное имя. Собственно, он был одним из тех, кто снимал копии по заказу Ордена, причем, как это ни парадоксально, занимался этим в Авиньоне, прямо под носом у Папы. Более того, Джотто участвовал в продаже картин, на чем сделал не малый, по тем временам, капитал. Кстати, знаете, кто был одним из покупателей?

– Кто?

– Господин Данте. Он был довольно близко знаком с Джотто ди Бондоне через своего нотариуса, говорят даже, что они имели общие денежные интересы, поэтому Данте, весьма вероятно, досталось несколько

подлинников. В это, кстати, легко поверить, если судить по последствиям: в том же году Данте приступил к созданию своей «Комедии». Поверьте мне, без вдохновения, исходившего от свитков, посредственный поэт Дуранте дельи Алигьери никогда бы не стал великим Данте!

Людвиг аккуратно поправил повязку на левом глазу.

– Но для нас важно кое-что другое, – веско сказал он: – Джотто ди Бондоне составил опись картин, указав признаки настоящих и поддельных, которые он маркировал принятыми в то время символами – пентаклями и мечами. Но кому достался этот список, до сих пор в точности не известно, хотя многие считают, что, в конечном итоге, он оказался в руках шевалье Жакмена де Грингонье. Был такой художник, любимец слабоумного короля Франции Карла VI.

Знойным июльским днем тысяча триста девяносто второго года в дом придворного живописца Жака де Грингонье постучался странный сгорбленный человек с веревочным кольцом в правой руке и дорожной сумкой за спиной. Он был довольно стар и выглядел изможденным, от него пахло молоком черной коровы и мокрой землей. Человек отказался назвать свое имя, но поспешил уверить, что у него есть нечто большее нескольких ничего незначащих звуков.

Хозяин велел впустить, и человек, со скрипом сев спиной к свече и достав из заплечной сумки пергамент с длинным списком, рассказал Грингонье о тайне проданных Тамплиерами свитков.

На следующий же день Грингонье отправился к королю, но августейший кретин долго не мог понять, на что именно просит его старый добрый Жак такие огромные деньги. Он, конечно же, как всегда был готов раскошелиться на любую затею своего любимого друга, но на этот раз речь зашла о необъяснимо внушительной сумме на покупку каких-то сомнительных вещей. Король заупрямился и погрустнел, уставившись в потолок и пуская пузырящиеся слюни, и Грингонье пришлось рисовать на полу чертей, задорно протыкающих грешника раскаленными железными прутьями, чтобы поправить разобидевшемуся королю настроение.

Через неделю Грингонье вернулся в покои короля, имея при себе семьдесят восемь миниатюр с весьма искусными изображениями, и попытался объяснить, как картины, которые он, Грингонье, хочет найти, движутся из рук в руки в этом море людей, как их можно отследить и какие сложные комбинации необходимо проделать, чтобы собрать именно те картины, в которых скрыт ключ к постижению вечности.

Король завизжал от восторга, его глаза засияли счастьем, и он три дня не отпускал Грингонье от себя, заставляя того снова и снова играть с ним в новую игру.

В конце концов, деньги Грингонье все-таки получил, и даже больше, чем было действительно нужно, но за картинами, как оказалось, охотился не только он.

Потому что игра уже началась. И начал ее тот самый человек, пахнущий молоком черной коровы. Очень, очень давно.

– Игра, Дмитрий, имеет вполне конкретную функцию, – Людвиг позвонил, и секретарша принесла еще кофе. – Она заставляет картины менять хозяев. Это очень важно, – Людвиг воздел перст. – Видите ли, картины, как деньги, имеют смысл только тогда, когда находятся в обороте. Как только в игре возникает баланс сил, они тут же умолкают. Никто не может объяснить этот феномен, но картины перестают говорить, едва страсти вокруг них стихли. Поэтому мы стараемся не упустить любой шанс, чтобы активизировать игру. Вы понимаете?

– Очень поверхностно, – отозвался Дмитрий.

– Дмитрий, – сказал Людвиг, – в последние два года в игре полное затишье. Картины уже давно молчат. Ваше появление – это шанс для всех нас: даже если вы не тот, кто способен чувствовать дыхание Бога, вы поможете расшевелить игру.

– Не думаю, – сказал Дмитрий. – Карты – это не мой профиль.

Людвиг нехорошо улыбнулся:

– Профиль, Дмитрий, легко можно подправить. Чтобы он прилично смотрелся на гранитной плите. Поверьте, для нас это не затруднительно.

Людвиг опять не глядя сунул руку в открытый ящик стола и достал небольшой аккуратный револьвер и глушитель.

– Дело обстоит следующим образом, – сказал Людвиг, демонстративно навинчивая глушитель на ствол. – У вас, Дмитрий, отныне есть только две возможности: играть с нами или играть против нас. Во втором варианте, как вы понимаете, мы заинтересованы меньше всего, поэтому вы – теперь тоже.

Людвиг взвел курок, направил ствол себе в руку и сухо щелкнул спусковым механизмом.

– Не заряжен, – пожал он плечами и убрал револьвер обратно.

– Вы все любите этот трюк? – зачем-то спросил Дмитрий. – С пистолетом?

– Нет, – расплылся в улыбке Людвиг, – только я и Элизабет. Но мне нравится, что вы уже в состоянии задавать такие вопросы, Дмитрий. Значит, вы очень скоро ко всему привыкните, – Людвиг поднялся и протянул Дмитрию руку. – Рад был познакомиться с вами. Думаю, мы отлично сработаемся. И мой вам совет: извинитесь перед Лизой, что заставили ее удалиться. Это было лишнее. Всего доброго.

4.

Как только Дмитрий вышел на улицу, Лиза тут же обнаружилась рядом и потащила его к машине.

– Мне нужно позвонить, – остановил ее Дмитрий.

– Кому? – вскинула брови Лиза, ощупывая свои карманы в поисках ключей.

– Жене.

– Зачем? – Лиза вытянула губы. – Я же тут.

Дмитрий посмотрел на нее с нескрываемой тоской.

– Нет, – покачал он головой. – Мне нужно позвонить Даше.

– Забудь, – предостерегающе подняла руку Лиза. – Теперь твоя жена я. Еще какие-нибудь пожелания есть? Ты спрашивай, не стесняйся!

Дмитрий вздохнул:

– Могу я хотя бы сказать ей, что умер?