Из записок районного опера
Шрифт:
На этом этапе расследование начало буксовать…
С одной стороны, по-прежнему было горячее желание посадить паскудника, но с другой — а где доказательства?..
Бдительные заявители уверяли, что видели всё своими глазами, но кто поручится, что это — не сговор?.. Типа: собрались как-то трое по каким-либо причинам недовольных Прохоровым его соседей, и решили: «А давайте-ка нашего Игоревича посадим к ядреной матери, да ещё и — по статье позорной!.. Теоретически такое — вполне возможно… Утверждать можно что угодно, но как доказать сказанное на следствии, а затем и в суде?..
Будь Прохоров
И тут наш начальник районного угрозыска, считаю, сделал грубую ошибку — решил лично съездить в райвоенкомат и узнать, что за гусь этот экс-майор…
Вернулся он хмуроватым. Сразу же спросил, где Прохоров. «В «обезьяннике»! — ответил я. — Скоро его приведут, и начнём «прессовать» по новой…»
«Лучше кражей на Таёжной, дом 28 займись, а то вконец уж мышей не ловишь! — неожиданно вызверился на меня майор. Высморкался, велел мимоходом: — А Прохорова — отпустить домой. Пусть отдохнёт…»
Я изумлённо вытаращился. Как это — отдохнёт?.. От чего — от ментовского «пресса»?.. И в чём смысл этого отдыха — чтобы потом успешнее отбрехиваться?!.
Но начальству — виднее…
Григорий Игоревич тут же был отпущен домой, так и не дождавшись предъявления ему официального обвинения.
Чуть позже среди оперов пронеслось н и з о м: а ведь наш Прохоров — герой, оказывается… Как сообщили в военкомате начальнику угро — воевал в Афгане, два боевых ордена!.. А однажды его самолёт подбили, и экипажу с земли приказали катапультироваться, но раненный штурман воспользоваться катапультой не мог. И тогда, спасая штурмана, Прохоров посадил подбитый самолёт. При этом — сильно ударился головой о приборную доску, и покалечился… Вот откуда его «неестественное» лицо — кожу на него пересадили с задницы!..
Хоть и выжил, но — стал инвалидом… Ну и в стукнувшейся о приборы башке, видать, что-то коротнула «не туда», вот и потянуло его от женских влагалищ — к детским!..
Сволочь, конечно… Но чтобы иметь моральное право судить его — нужно вначале самому сесть за штурвал падающего камнем вниз и пылающего самолёта. Спасение — вот оно, в катапульте!.. Но рядом — раненый напарник… И руки лишь крепче стискивают штурвал, а лицо обречённо каменеет в ожидании почти неизбежной скорой гибели…
Кто смог пережить т а к о е — тот никогда уже не стать прежним. Если хотите — можете называть это безумием. Но разве и весь наш Мир — не безумен?..
Лечиться бы Прохорову у хороших психиатров… Но ведь — залечат лишь, а вот вылечить — вряд ли!.. Не изобрели таких таблеток, и нет таких лечебных процедур, после которых взрослых мужиков перестаёт тянуть к маленьким девочкам… Ну может если — электрошоком ошарашить до упора!.. Но у Прохорова и так уж — мозги травмированы…
Опера уголовного розыска — люди черствые. Можно даже сказать — безжалостные. Но боевой офицер, рисковавший жизнью для спасения своего товарища, мог угодить за решётку с нашей подачи, лишь натворив нечто совсем уж несусветное, и обязательно —
«Есть мнение, что это — оговор… Надо в этом деле разобраться объективно…» — на следующее утро, посоветовавшись с руководством, сказал операм начугро. Его слова однозначно были истолкованы как приказ: обвинение против немножко н а ч у д и в ш е г о офицера-фронтовика Прохорова — похерить, но так, чтоб комар носа не подточил…: Основой обвинения к этому моменту всё ещё оставались лишь заявления трёх бдительных соседей. Пробили их основательно…
У одного из заявителей троюродный брат — из ранее судимых за кражи, и по жизни — ещё та тварь… Смотались, приволокли его в РОВД, попинали как тузика, объяснили — п о ч е м у, и на следующее же одну из заяв — забрали.
Вторая заявительница, сухонькая и вредная бабка, из заслуженных училок, казалась самой опасной. Но и её запросто нейтрализовали, раздобыв справку из райполиклиники о том, что наблюдается-де у неё р а н н я я стадия старческого слабоумия!.. И сколь р а н н е й та стадия ни была бы в реальности, но на бумаге бабка теперь уж — никакой не свидетель, а так… случайно не упакованная в психушку даунша!..
С третьим заявителем могли и не возиться. Один свидетель — это не свидетель. Голословный болтун, которого всегда можно пугнуть уголовной ответственностью за «заведомо ложный донос»… Но на всякий случай и тут мы пошустрили, в итоге выяснив, что месяц назад собака заявителя (какой-то жуткой бойцовской породы!) облаяла школьников у подъезда, а Прохоров — сделал хозяину замечание. Всё это видела и в письменном форме подтвердила дворничиха — вот бумажка с её подписью… Картина ясна: затаив злобу на Прохорова, заявитель элементарно решил ему отомстить!..
Опера мигом сочинили отказной материал. Дескать, «…ввиду всего вышеизложенного оснований для возбуждения уголовного дела против гражданина Прохорова Г.И.
– не обнаружено…»
Прохорова могли либо вызвать в райотдел и сообщить ему об этом, либо — известить письменно. Но начальник угро решил поступить иначе — и съездил к нему домой… О чём говорили два майора — неведомо. Могу лишь догадываться, что начугро аккуратно втолковал съехавшему с катушек экс-летуну старую как Мир мысль: «Делай — что хошь, но — не с в е т и с ь!..»
И всё. Районный угрозыск вопрос о заподозренным было в растлении малолетних гражданине Прохорове закрыл раз и навсегда.
…Текучка буден привела к тому, что о Григории Игоревиче быстро забыли. И только я никак не мог успокоиться. Только я и остался в твёрдом убеждении, что растлитель малолетних Прохоров должен сидеть в тюрьме! И плевать мне на то, что он герой!.. А просто не надо было ему детишкам в трусики соваться…
Каждый раз, проходя мимо его подъезда, я теперь обязательно высматривал:, не сидит ли где-нибудь на песочнице хиленький отставник в окружении первейших детсадовских красавиц… Удайся застукать его на горяченьком, с похотливо орудующей ладошкой — хана деду, забью как мамонта!.. Но, наслушавшись предупреждений начальника угрозыска, теперь уж таился бывший лётчик со своим похабством, и уж не растлевал молодняк во дворе и средь бела дня…