Из жизни непродажных
Шрифт:
– Мам, а ты теперь Катьку больше нас с Тошей любишь?
– спросил Тимка, ревниво наблюдая, как Лана нежно воркует над малышкой.
– Что ты! Как же я могу кого-то из вас любить больше? Вы ведь все - мои, я вас всех родила.
– И когда меня родила, тоже так со мной обращалась?
– Тим ты мой… Иди сюда скорее.
– Лана на одной руке держала дочь, а второй обняла сына, прижала к себе покрепче.
– Смотри, какая наша Катюша маленькая, слабенькая, беспомощная… Она даже голову еще не умеет держать. Я для нее сейчас -
– Да?
– Тимка стоял, прижавшись к Лане, и смотрел на крохотную свою сестренку.
– Мам, а она уже не красная. И уши у нее уже трубочкой не сворачиваются.
– Конечно, она же растет, зреет, как яблочко, наливается соком. Вот скоро узнавать нас начнет, улыбаться, агукать - тогда еще интереснее с ней станет. А потом она будет учиться переворачиваться на животик. А потом будет учиться ползать и сидеть…
– А почему она сейчас не умеет? Что здесь трудного-то?
– Так природа устроила. Человек очень сложное существо. Сложнее, чем другие животные, потому что у него есть разум… - объясняла Лана, с неожиданной для себя и смешной обидой на природу думая: «А действительно, почему самое разумное на земле существо рождается самым беспомощным? Разве это правильно? Вот, волнуйся за них за всех…»
Олег, войдя в спальню, обнаружил идиллическую картину: на одной руке у Ланы мирно спит Катюха, другой она обнимает Тимофея, оба не сводят глаз с малышки, и лица у них…
Торопясь, пока они не заметили его, он вынул мобильник и сфотографировал эту картину. И тоном королевского распорядителя объявил:
– Ванна для инфанты готова!
Пока Катя спала, Лана пошла к своему компьютеру проверить почту. Уже три недели она в нее не заглядывала, некогда было.
Поздравления, поздравления, поздравления…
Ага, и от папы из Парижа весточка. Да большое какое письмо!
Она начала читать и даже не услышала, как в комнату вошел Олег, тоже до этого разбиравший свою почту на кухне.
– Вот ты где! А я тебя по всей квартире ищу… Влад новую газету делает теперь. «Прогулки» невозможно было переориентировать. Эй! Ты меня слышишь?
– потрепал он Лану по затылку.
Она подняла на него полные слез глаза.
– Что случилось?
– испугался Олег.
– Папа…
– Что с ним?
Лана кивнула на экран компьютера. Олег начал торопливо читать:
– «Поздравляю с дочкой, рад что… У меня все хорошо…» Ну слава богу, у него же все хорошо! Почему ты ревешь?
– А ты дальше почитай… Вот здесь… - Лана ткнула пальцем в экран монитора.
«Я открыл счета на всех вас: внучке - она девочка, ей нужнее - положил четыреста тысяч евро, мальчишкам по триста, а вам с Олегом двести. Эти деньги мне не нужны, ты знаешь, на холст и краски мне всегда хватит. Ты не думай, я вполне прилично живу, у меня и квартира, и мастерская - все отлично. И вообще, думаю, картины писать лучше на
– Ого!… Да… Я так рада. Только вот…
– Да, неожиданно…
– Не представляю, как я это скажу…
– Зачем говорить? Пусть себе лежат, вырастут - тогда скажем.
Лана с недоумением поглядела на мужа:
– Кто вырастет? Ты о чем?
– О детях. Дети вырастут - тогда и скажем о деньгах… - удивленно ответил он.
– О каких деньгах?
– О тех, которые…
Олег вдруг стал смеяться - так, что и слова не мог сказать. Только тыкал пальцем в экран монитора. Что там такого смешного он увидел? Лана проследила за указующим перстом мужа и прочитала то, на что в первый раз не обратила особого внимания, потому что - папа возвращается! И тоже засмеялась.
– Эй вы, родители, чего это вы так веселитесь, когда у вас младенец надрывается?
– строго спросил с порога комнаты Платон.
– Правда? Ой, бегу!
– заторопилась Лана. Олег пошел вслед за ней, но спохватился, вернулся к компьютеру и что-то еще раз внимательно посмотрел в письме.
– Письму этому уже две недели, а Инна Михайловна ничего о возвращении Платона Игнатьевича не говорила. Не говорила же?
– вернулся Олег к разговору, когда Лана села подкормить Катюшку.
– Неужели она так чувствует, когда меня нет рядом?
– не отвечая мужу, вслух подумала она, любуясь дочкой.
– Опять мы о разном говорим?
– смешливо пробормотал Олег, укладываясь на постели «звездой».
– Ей же только три недели, она еще не привыкла быть… снаружи! Вот и зовет тепленькое и родное.
– А она на тебя похожа… Смотри, хмурит бровки совсем как ты!
– Так и должно быть, - авторитетно сказал многодетный отец и повернулся на бок, чтобы удобнее было тоже любоваться ребенком.
– Сыновья должны быть похожи на мать, дочери - на отца. Тогда счастливые будут… Лань, а ресницы у таких козявок разве бывают? Ты смотри, длинные какие!
– И уже темные… А волосенки белые, как у мальчишек были. Впрочем, они и сейчас белобрысые.
– Как их мама - синеглазые блондины.
– А Катюшка будет зеленоглазой. И все равно блондинкой - в кого ей черненькой быть? Ты тоже у нас нэ брунэт.
– Ну, все, хватит баловать мою дочь!
– велел грозный муж, снова раскидываясь «звездой».
– Клади ее в кроватку. И сама ложись.
– Слушаю и повинуюсь, мой повелитель!
– в тон ему ответила Лана, устроила Катюшу в кроватке, торопливо приняла душ, все время невольно прислушиваясь, не закричит ли опять этот бессонный младенец, и заняла свое место рядом с Олегом, который все еще лежал на спине и о чем-то думал.
– Лань, ты завтра будешь звонить маме?
– Ох, Олежка… страшно!
– Почему?
– помолчав, спросил он.
– Ну как - почему? Потому что нельзя вмешиваться в личные отношения людей.
– Не людей, а родителей!
– наставительно сказал Олег.
– Ты думаешь, отец тебе просто так написал, что хочет приехать, но сомневается… Он же тебе задание дал!
– Да я понимаю… Все равно. Это надо хорошо обдумать.
– Что тут обдумывать? Ты сколько раз мне говорила, что твоя мама любит отца бесконечной любовью. Они же все эти годы переписывались, и она два раза к нему ездила и гостила по месяцу.