Из жизни непродажных
Шрифт:
– Олег… - нарушила молчание Лана и тронула мужа за плечо.
– Помнишь наш разговор о том, что я долго не выйду на работу?
– Помню, конечно.
– Я ведь тоже перемучилась всеми ужасными мыслями, упрекала себя в собственном несовершенстве, в том, что живу неправильно, что я плохая мать…
Олег поперхнулся от неожиданности.
– Ты отличная мать! Спокойная, жизнерадостная, понимающая… Ни разу не кричала на мальчишек, не называла их дураками, оболтусами, недоумками и так далее… Многие матери хоть раз да сорвутся. А ты - никогда. Мальчишки тебя обожают. И главное, доверяют тебе целиком и полностью.
–
– А как я еще должен думать?
– удивился Олег.
– Как есть - так и думаю. Лань, что с тобой? Откуда у тебя такие… странные мысли? Вроде бы у тебя никогда не было склонности к самобичеванию.
– Это не склонность, - пробормотала Лана.
– Это факты. Если посмотреть объективно. Я считаю, что они меня любят совершенно незаслуженно. Тошка вообще вырос как крапива под забором и Тимку потом воспитывал.
– Ну что же ты врешь-то, а?
– возмутился Олег.
– Тошку мама твоя пестовала, как принца крови, а с Тимкой ты и сама ворковала, да еще и Платон!…- Олег вдруг замолчал, взял жену за плечи и внимательно вгляделся в ее лицо.
– Ты к чему ведешь? Ты хочешь мне внушить мысль, что я напрасно страдаю? Да?
Лана кивнула и улыбнулась.
– Знаешь, Лана, ты мне становишься не по плечу… - помолчав, сказал Олег, выпустил ее из рук, отвернулся к окну и снова закурил.
– Ты прямо… колдунья какая-то…
Лана вдруг молча развернулась и выбежала из кухни Стечкиных через общую с их квартирой дверь. И когда эта дверь открылась, Олег услышал едва доносящийся Катюшкин плач. Он выбросил окурок, закрыл окно и пошел вслед за женой.
После нежилого духа прокуренной им же кухни Стечкиных запах собственного жилья показался ему небывало прекрасным, особенно в спальне. Уютным оранжевым светом горел ночничок, и Ланка сидела, держа у груди их маленькую дочь. Это было… это было счастье. Все остальное было не важным. Мелочью все остальное было.
– Олежка, а давай мы на наши деньги откроем маленькое издательство, а? Я бы с удовольствием сейчас этим занялась, - шепотом сказала она как ни в чем не бывало.
– Сейчас? А Катька? А газета?
– прошептал он, садясь с ней рядом и заглядывая в личико дочери.
– А при газете и откроем… Будет издательский дом, - мечтательно сказала Лана и вдруг смешливо фыркнула: - Звучит-то как, а?
– Звучит… круто, - согласился Олег.
– Ну, посмотрим… Посчитать надо, будет ли толк.
– Вот и просчитай. Ты же у нас холодный прагматичный мужчина. С умными людьми посоветуйся. С Пашкой, например.
Олег вспомнил, что Павел говорил о чем-то таком…
– А это не он тебе такую мысль подсказал?
– Не-ет…- удивилась Лана.
– Я сама об этом подумала. Многие так делают, чтобы газету поддержать… И свой капитал приумножим.
– Ах, капитал!
– тихонько засмеялся Олег, осторожно обнимая жену.
– Вот зачем ты про издательство заговорила…
А может, так и сделать? Может, это и есть их шанс? Дело-то интересное…
Эпилог
Ох, и горячее время настало, когда Павел приступил к своим обязанностям губернатора! И для него самого. И для всех, кто был за него. И для тех, кто был против него.
Пулей
Еще тремя месяцами раньше в Египте задержали Приходько. Конфискованных у Царькова средств хватило на выплату солидной неустойки строительной фирме «Наш дом», и она тут же начала раздавать долги тем, кто купил, но не получил квартиры при старом хозяине. Люди из частного сектора, которых Царьков вселил в ветхое жилье, справили новоселье в новеньких пятиэтажках на своей родной улице.
Квартиру свою Павел - обе ее части - хотел было подарить Камневым, но они заартачились и купили ее у него.
– Если вам деньги некуда девать, перечислите их на ремонт Дома малютки, - попытался увернуться от сделки Павел.
– Уже перечислили, - призналась Лана.
– У меня давно душа об этом Доме болела. Еще с тех пор, как писала об одном мальчике, который… ладно, не буду, а то сейчас реветь начну.
– Ну, тогда я и эти деньги туда же перечислю, - решил Павел.
– Охо-хо, и хозяйство же мне предшественничек оставил! На бумаге тишь и благолепие, а разбираться стал… - Он помотал головой и болезненно поморщился.
– Все коррупцией разъедено. Война у меня с местным чиновничеством, как в сорок первом году. А Васильев ко мне на службу идти наотрез отказался. Он теперь начальник убойного отдела. Фанат сыска! Спасибо, хоть «Объектив» на страже - мой лучший разведчик. Ланочка, а ты в газету когда вернешься?
– Ты не заметил? У меня грудная дочь!
– Лана под мышки подняла сидевшую у нее на коленях Катюшку и повертела ею перед лицом Павла. Катюшка тут же протянула руки и с веселым кровожадным воплем ухватила губернатора за нос.
– Ой, Паш, прости… Это не ребенок, а чистый репей.
– Лана с трудом отцепила ручонку дочери от этой довольно крупной части лица Стечкина и погрозила Катьке пальцем. Катька тут же этот палец с таким же жизнерадостным визгом перехватила, сунула в рот и с наслаждением впилась в плоть двумя своими острыми, как гвоздики, зубками. Лана, тихонько ойкнув, стала осторожно освобождаться из капкана.
– Никакого почтения к лицу, облеченному властью, - пожаловался Павел, потирая свой нос, на котором рдели тонкие царапины.
– Придется гримом мазаться. А то скажут: Божий Бык надрался и с женой подрался. А еще крестница!
– Он сделал Катьке «козу». Та что-то залопотала и протянула к нему руки. Павел тут же умилился, растаял, забрал Катьку у Ланы и стал что-то умильно ворковать, бдительно уклоняясь от маленьких цепких пальцев.
– Паш, а почему тебя у нас Божьим Быком прозвали?
– с интересом спросила Лана, дуя на свой вызволенный палец.
– Не, это еще из Сибири погоняло…
– Фи, Павел Владимирович! Вы - и блатной жаргон!… - возмутилась Лана.
– О, миль пардон, мадам!
– Павел, одной рукой прижав к себе Катьку, другой поймал руку Ланы, поцеловал.
– Я ж все зеленой тлей ругаюсь. А божьи коровки этих букашек едят. Коровкой-то меня не назовешь? Значит - бык. Ну, и профиль бизнеса роль сыграл… Слушай, твой муж сегодня домой вообще придет?
– Он на вокзал поехал, моих родителей встречать. Должны уже скоро быть. И раз уж ты такая справная нянька, посиди с Катькой, я на стол накрывать буду.