Из жизни полковника Дубровина
Шрифт:
– Кго наступает, мы или русские?
– задал вопрос генерал начальнику штаба и собравшимся в кабинете Толстого офицерам.
– Они контратакуют!
– решился кто-то ответить на этот вопрос.
– Они контратакуют, а мы откатываемся назад?
Генерал встал.
– Властью, которой я облечен, в этот трудный час я приказываю повсеместно перейти к обороне и отвести войска на удобные рубежи для обороны! Я ответствен в едином лице перед командованием! Прошу немедленно выполнить приказ и довести его
Генерал попросил всех работников штаба остаться при его переговорах с командующим группы армией.
– Господин фельдмаршал, - доложил он, - я отдал приказ о прекращении наступления. Мои войска отходят с ночными боями, и я вырабатываю сейчас со штабом линию, на которой им предстоит занять оборону...
– Где вы находитесь?
– Сейчас только с трудом пробился на передовой командный пункт с линии фронта между Серпуховом и Тулой... Все наши попытки выйти на исходные позиции для атаки были сбиты противником...
– Вы отдаете себе отчет в том, что вы не выполнили приказ высшего командования?
– спросил после короткой паузы фельдмаршал.
– Я всю ответственность взял на себя и немедленно
передам командование тому, кто сможет выполнить этот приказ! Я был бы счастлив сам об этом доложить фюреру!
Фельдмаршал обещал сделать все возможное, чтобы фюрера соединили с командным пунктом генерала.
– Вы будете пытаться убедить фюрера?
– спросил начальник штаба.
– Иногда мне это удавалось!
– ответил генерал.
– Это когда вы настаивали на наступательных операциях!
Генерал опустил веки.
В ожидании вызова из Берлина, через центр связи в штабе группы армий, генерал связался с командующими соседними армиями.
По всему фронту четвертого декабря ни одному крупному подразделению не удалось стронуться с исходных позиций для атаки.
Генерал вынул из папки, переданной ему разведчиками, газету "Правда". Попросил меня перевести отчеркнутые абзацы. Это была "Правда" от 27 ноября. Карандашные пометки стояли на передовой. Она называлась:
"Под Москвой должен начаться разгром врага". Я перевел ее название.
– Пожалуйста!
– подбодрил меня генерал.
Офицеры штаба сгрудились возле меня. Я переводил только отчеркнутые строчки.
– Мужественное сопротивление частей Красной Армии задержало разбег фашистских полчищ. Они вынуждены перейти на медленный шаг. Они не мчатся вперед, как бывало, а ползут, обильной кровью поливая каждый свои шаг. Но они все же ползут! Значит, надо удесятерить стойкость защитников Москвы...
– И вот уже не ползем!
– уронил генерал.
– Когда вышла эта газета?
Я назвал число.
– Неделю назад мы еще ползли! Дальше!
Я читал ровным голосом, стараясь ничем не выдать
– ...Под Москвой началась расплата за все кровавые злодеяния, за слезы и муки, которые фашизм причинил нам...
Я остановился, опасаясь бурной реакции офицеров.
– Продолжайте!
– приказал генерал твердым голосом.
– ...Уничтожив врага под Москвой, мы начнем уничтожение его на всей захваченной им территории...
Генерал сделал мне знак, чтобы я остановился.
Вес молчали, ожидая его реакции. Но генерал молчал, склонив голову над картой, растеленной над столом, за которым были написаны и "Воина и мир" и "Анна Кареинна".
Занимался поздний мутный рассвет. Над деревьями струился иней, одевая окрестности туманом. Метель прекратилась еще ночью. Утро обещало мороз и солндс.
Генерал стоял у высокого окна и глядел сквозь морозные узоры на стекле, изредка поглядывая на часы.
Н вот раздался зуммер вызова. Он не рванулся к аппарату связи. Подошел к нему медленно, как бы переступая через какой-то незримый барьер.
Голос Гитлера он не мог расслышать. Все усилия связистов ни к чему не привели. Офицер связи из штаба группы армии начал передавать ему слова Гитлера. Работали усилители радиотелс.фона. Мы всё слышали так же, как и генерал.
– Никакого отступления!
– рубил голос офицера.
– Я не уйду из-под Москвы! Это преступление перед всеми, кто сложил голову, чтобы достичь этих рубежей! Нация, которая не сумеет одержать победы, теряет празо на жизнь! Никаких выравнивании линий фронта! Мы должны овладеть Москвой, мы заключим ее в кольцо смерти!
Я высылаю вам немедленно подкрепление воздухом...
Я сейчас же посажу на самолеты пятьсот человек...
Генерала фюрер не пожелал слушать. Рация замолкла.
Генерал постоял возле рации и так же медленно, как к ней подходил, вернулся к столу.
Молчание становилось трудным. Чтобы как-то его разрядить, начальник штаба заметил:
– Сегодня летная погода!
– Вы в плену иллюзий!
– остановил его генерал - Время, когда мы радовались летной погоде, прошло...
Теперь это означает, что наши войска будут получать удары с воздуха...
Он отошел от стола и настроил приемник на Москву.
Передавали сводку Советского информбюро. Мне пришлось переводить. Я едва успевал за диктором, но главное все же успел перевести:
– ...Сильный контрудар нанесен врагу в районе Наро-Фоминска. Противник отброшен. Захвачено пятьдесят три подбитых танка... Немцы начали отходить из Яхромы и на соседних участках. ...Группа Белова продолжает наступление...
– Белов?
– живо переспросил начальник штаба.
– Вам известна эта фамилия?
– спросил генерал.