Из жизни полковника Дубровина
Шрифт:
Легла одна линия, вторая, третья. Еще и еще линии, и все они скрестились в Рязани.
– Рязанский узел!
– воскликнул Василий.
– Но это же все можно разбрасывать и из Москвы. Москва-тоже центр пересечений!
– Справедливо!
– немедленно согласился Сретенцев.
– Вот тут нам должны помочь исключения... Они тоже распадаются на несколько вариантов. Назовем эго так: варианты ближней связи... За пятнадцать лет определилась одна странность! Десять переводов пришли не с железнодорожной станции... И все десять - весной. Апрель или май... Иногда в марте...
– Весной?
– переспросил Василии.
– Весной...
– Города?
– Есть и города, и поселки...
Сретенцев начал зачитывать пункты отправления весенних переводов. Василии наносил их на карту. Десять наименовании на пятнадцать лет...
Василии отметил последний пункт, и все определилось.
Все десять переводов ушли с левого берега Оки. Весенний разлив!
Сретенцев поставил точку.
– Мостов через Оку, действующих во время разлива, в Рязанской области нет.
Итак, сто тринадцать переводов оказались связанными между собой Рязанским железнодорожным узлом, десять пришли с левого берега реки - из Рязанской области, остальные шли в разбивку, не предусмотренными никакими путями сообщения. За мной оставалось последнее слово.
Можно было предположить, что площадку для поисков Шкаликова, необозримую и безграничную, мы сузили до масштабов области. И не только области: левобережья Оки в области... Все же легче. Это не вся страна... Но и здесь, конечно, могли быть неожиданности. Множество могло быть неожиданностей, все и не перечтешь...
Всех нас волновал, конечно, и незнакомец, этот таинственный южанин. Он тоже искал Шкаликова. Искал своими путями. Получалось что-то похожее на гонки. В этих гонках его возможности мы никак не могли предугадать.
Одно было известно: если он ищет Шкаликова, то не сличением квитанций от переводов. Какой же поиск короче? Кто найдет Шкаликова быстрее, если он все же его ищет! Сколько могло оказаться жителей в левобережье Рязанской области? Сколько там деревень и колхозов? Сколько там городков, сколько глухих узлов, где может затаиться этот Шкаликов?
Решили так. Василии поедет в Рязань, попросит помощи в областном управлении Комитета государственной безопасности и выйдет на железнодорожные станции.
В Рязани две железнодорожные станции: Рязань I и Рязань II. На станциях в проходящих поездах он мог спрашивать проводников, не делал ли кто через них денежные переводы. Мы снабдили Василия фотографиями Шкаликова.
Сретенцеву тоже надо было ехать в Рязань и искать Шкаликова с рязанскими чекистами, сужать площадку поисков, искать на левобережье какую-то закономерность в возможных передвижениях отправителя переводов.
Уехали...
Волоков между тем нашел Раскольцева и Власьева.
Николай Павлович Власьев обнаружился в Сибири.
Далеко же он забрался. Когда посмотрел я справку, что-то дрогнуло у меня. Село Третьяки. Есть у реки Обь приток Чулым. После Томи и Шегарки красавица сибирская, королева рек Обь лишь слегка набирает силу,
На дороге от Третьяков на Зимовское я родился. Отец мой, Алексей Федорович Дубровин, отбывал в Третьяках царскую ссылку. Мать приехала к нему на правах вольной поселенки.
Настало время появиться мне на свет. Урядник запретил ссыльному "за политику" сопровождать роженицу.
Повез мою мать на лошади к фельдшеру хозяйский сынишка. Было тогда Мише Проворову пятнадцать лет. Положил мальчишка в сани берданку, от лихой и неурочной встречи с серыми хозяевами леса, завернули мать в тулупы, заложили сеном, чтобы не замерзла.
Миша Проворов... Он стал близким человеком в нашем доме. Я его помню, да и как не помнить. Он из Москвы провожал меня накануне войны в первый мой длинный путь в Германию. Как много может вместить в себя человеческая жизнь... Сколько людей вторгаются в нее, оставляя свой след! Михаил Иванович Проворов не след оставил, он как бы озарил всю мою жизнь прекраснейшей о себе памятью.
Выехали они с матерью из Третьяков рано утром.
Дорога из деревни вела в лес на зазимок, как свернули - пошла целина. Объехали лес и спустились на ледовый путь. По реке снежных наносов меньше.
Зимний день короток. К вечеру остановились покормить лошадь овсом. Мать встала, сошла с саней. Низко над землей сверкали звезды, легко пронзая своим далеким светом морозный воздух. С крутого южного берега реки на разные голоса стонали, выли, плакали волки.
– Страшно было?
– спрашивал я Михаила Ивановича.
– Это страшно для тех, кто не слышал... Когда-то от них отбивались огнем, прятались в пещерах... Боятся они теперь человека. Нет ничего для них страшнее человеческого голоса... Но тут началось, и не до волков нам стало.
Вот где я родился.
Третьяки... Много раз я собирался съездить на свою родину...
Власьев Николай Павлович был в Третьяках председателем большого животноводческого колхоза. Всрнулся туда сразу после плена. Осмотрелся, отдохнул... Выбрали председателем. В конце пятидесятых годов ему было присвоено звание Героя Социалистического Труда.
... Раскольцев близко. Врач с обширной частной практикой, специалист но печеночным заболеваниям, автор научных издании. До войны он успел закончить первый курс медицинского института. Вернулся, поступил на второй курс. Окончил институт с отличием. Был направлен в одну из московских клиник, ассистировал у известного специалиста.