Изабелла Баварская. Приключения Лидерика. Пипин Короткий. Карл Великий. Пьер де Жиак
Шрифт:
Внутри картина меняется; правда, на высоких внутренних стенах вы еще заметите часовых, но беззаботность, с какой они несут свою службу, их интерес к играм в первом внутреннем дворе, кишащем солдатами, а отнюдь не к тому, что делается вдали, на равнине, где может появиться враг, их нетерпеливое желание поменять лук и стрелу на стаканчик с игральными костями, — все это не оставляет никаких сомнений насчет их значения, — они скорее дань заведенным обычаям, их присутствие не продиктовано необходимостью. Перейдем из первого дворика во второй — там уже не будет ни одного солдата. Во втором дворе сокольничие высвистывают соколов да дрессируют собак
Оказавшись по ту сторону двери, поднимемся по лестнице с резными перилами, отворим овальную дверь на первом этаже и пройдем, не задерживаясь, через комнату, которую ныне назвали бы передней; таким образом, идя на цыпочках и сдерживая дыхание, подойдем к гобелену, затканному золотыми цветами, отделяющему первую комнату от второй, откинем его и увидим зрелище, заслуживающее, сколь бы подробным ни было предшествующее описание, особого внимания.
В квадратной комнате, образующей первый этаж башни, в которой она расположена, на широком в готическом стиле ложе с резными колоннами спит прекрасная, хотя и не первой молодости женщина; на нее падает слабый свет, с трудом пробивающийся сквозь тяжелые, с золотым шитьем портьеры, скрывающие от глаз стрельчатые окна-витражи. Впрочем, царящий в комнате полумрак кажется скорее данью кокетству, нежели просто случайностью.
И впрямь, полумрак смягчает округлость форм, придает матовый блеск гладкой коже руки, упавшей с кровати, подчеркивает изящество головки, склонившейся на обнаженное плечо, и сообщает особую прелесть распустившимся волосам, разбросанным по подушке и ниспадающим вдоль повисшей руки до самого пола.
Думаем, читатель уже узнал в описанной даме королеву Изабеллу, на лице которой годы наслаждений оставили не столь глубокий след, как годы скорби — на челе ее мужа.
Спустя мгновение губы красавицы разомкнулись и причмокнули, словно в поцелуе; ее большие черные глаза открылись, и на миг в них появилось выражение мягкости вместо обычной жестокости, каковое обязано было, очевидно, какому-нибудь воспоминанию, а точнее, воспоминанию о любовном свидании.
Слабый свет дня отразился в ее утомленных глазах яркой вспышкой. Она тотчас же прикрыла их, приподнялась на локте, пошарила в изголовье кровати, нашла зеркальце из полированной стали и с удовольствием посмотрелась в него, затем, поставив его на стол на расстоянии вытянутой руки, взяла серебряный свисток и дважды извлекла из него нежные звуки; словно утомленная этим усилием, она откинулась
При звуке свистка портьеру, закрывавшую вход в комнату, откинули, и показалась головка девушки лет девятнадцати-двадцати.
— Ваше величество королева звали меня? — спросила девушка кротким, испуганным голосом.
— Да, Шарлотта, войдите.
Девушка ступила на ажурную, тонкого плетения циновку, заменявшую ковер, и, едва касаясь ногами пола, заспешила к королеве; видно было, что для нее это привычно, ибо ей не раз приходилось хлопотать возле своей прекрасной и властной повелительницы, когда та спала.
— Вы точны, Шарлотта, — сказала королева, улыбаясь.
— Это мой долг, ваше величество.
— Подойдите ближе.
— Государыня желает встать?
— Нет, просто немножко поговорить.
Шарлотта покраснела от удовольствия, так как хотела просить королеву об одной милости и как раз сейчас ее повелительница была в добром расположении духа, а в такие минуты сильные мира сего бывают милостивы.
— Что за шум во дворе? — продолжала королева.
— Это переговариваются пажи и конюшие.
— Ноя слышу и другие голоса.
— Это мессиры де Жиак и де Гравиль.
— А нет ли с ними шевалье де Бурдона?
— Нет, ваше величество, он еще не приезжал.
— И ничто нынешней ночью не нарушило покоя замка?
— Ничто. Только незадолго до рассвета часовой заметил какую-то тень у стены. Он крикнул: “Кто идет?” Человек — это был человек — спрыгнул по другую сторону рва, хотя расстояние было огромное, а стена высока; тогда часовой выстрелил из арбалета.
— И что же? — сказала королева. Краска сошла с ее щек.
— О! Раймон так неловок. Он промахнулся. А утром он увидел свою стрелу в ветвях дерева, в лесу.
— А-а! — протянула королева, облегченно вздохнула и прошептала: — Сумасшедший!
— Да, не иначе как безумец или шпион, ведь девять из десятерых оказываются убитыми. Особенно удивительно, что это уже в третий раз. Мало приятного для тех, кто живет в этом замке, не так ли, ваше величество?
— Да, дитя мое. Но когда дворецким замка станет шевалье де Бурдон, такого больше не случится.
Чуть заметная улыбка скользнула по губам королевы, кровь, отхлынувшая было от щек, постепенно возвращалась к ним, видимо, эта бледность была вызвана глубоким волнением.
— О! — продолжала Шарлотта. — Мессир де Бурдон — храбрый рыцарь.
Королева улыбнулась:
— Так ты любишь его?
— Всем сердцем, — простодушно отвечала девушка.
— Я скажу ему, Шарлотта, он будет рад.
— О государыня, не надо, не говорите. У меня к нему одна просьба, но я никогда не осмелюсь…
— У тебя?
— Да.
— Что за просьба?
— О ваше величество…
— Смелее, скажи мне.
— Я хотела бы… Нет, не могу.
— Да говори же.
— Я хотела бы испросить у него место конюшего.
— Для себя? — сказала, смеясь, королева.
— О!.. — произнесла Шарлотта, покраснев и опустив глаза.
— Но твой пыл вполне может ввести в заблуждение. Так для кого же?
— Для одного молодого человека…
Шарлотта говорила так тихо, что ее едва было слышно.
— Вот как! Кто же он?
— Бог мой… ваше величество… Вы никогда не удостаивали…
— Да кто же он наконец? — с оттенком нетерпения повторила Изабелла.
— Мой жених, — поспешно ответила Шарлотта.