Избавитель

Михайлов Дмитрий

– Прикиньте, во зырево! «Прыгун»! Кровищи вокруг, аще! Ко-че, сиганул с самого верха! У меня всё записано, – Сульфат постучало пальцем по виску. – Ща, аще всем скину!

Когда оно представляло, как все его знакомые получат ОТ НЕГО уникальную запись – окровавленное тело самоубийцы, да еще так близко – у него начинало стучать в висках, и кружилась голова. Нечасто выпадает такая удача! Не в силах совладать с нахлынувшей радостью, Сульфат протяжно завыло и забарабанило руками по передней панели.

Для Василия же самоубийца не был зрелищем, равно как и не был человеком, с которым случилось что-то ужасное –

он был для него только «коллегой», соратником по несчастью. Люди обычно испытывают страх перед смертью потому, что не знают точно, «что там», и даже уверенный в загробной жизни человек и тот чувствует волнение оттого, что не представляет, как именно происходит «Великий переход» и что, собственно, такое – эта самая загробная жизнь. Для мертвых все эти тайны открыты. Только они способны осознать истинный масштаб нашего существования, только им ясна важность и в то же время ничтожность нашего земного пребывания, как школьных лет, которые хоть и определяют нашу дальнейшую жизнь, но являются лишь преамбулой к ней. И даже самое страшное для нас горе – для них всего лишь мимолетный кошмар этого крохотного эпизода под названием «земная жизнь».

Василий знал, что сейчас происходит с душой погибшего, знал, что с ней будет происходить потом – он сам всё это перенес и поэтому испытывал лишь сожаление столь неудачному выбору бедолаги.

«Зря», – только и подумал он.

Тем временем движение начало приходить в себя, водители попрятались в свои автомобили и так же, как Сульфат, спешили поведать о своём счастье всему миру.

В этот момент справа от дороги появилась церквушка. Маленькая, одноглавая, больше похожая на часовенку, она ютилась у подножия небоскрёбов и совершенно терялась на их фоне, как будто её забыли снести при строительстве мегаполиса. Внутри было светло, и в открытом дверном проёме виднелась человеческая фигура со свечкой в руке.

– Что это? – воскликнул Василий и резко повернулся всем корпусом к окну.

Сульфат вздрогнуло и оживлённо принялось вертеть головой, словно ожидало увидеть ещё труп.

– Церковь, что это за церковь?

– А? Что? Где?

– Остановите здесь! Пожалуйста, на минутку остановите здесь.

Автомобиль медленно, словно нехотя, выполнил его просьбу. Времени было в обрез, но проехать мимо Василий не мог. Он вышел из автомобиля и встал напротив входа, не имея возможности подойти ближе: с каждым шагом какая-то неведомая сила жгла его нутро и отталкивала назад. Но ему было достаточно и этого, он стоял с блаженным лицом в десяти шагах от церкви и слушал звуки, доносившиеся из неё. Новые воспоминания всплыли из глубин его памяти, но это уже были не те воспоминания, которые изо всех сил тянут в прошлое, а те, которые дарят тихую радость и умиротворение, и от этого на душе становится тепло, хочется забыться и пребывать в этом забвении вечно.

Шла служба, звучало странное контральто священника, и Василий хотел подпеть, но оказалось, что он не помнит ни единого слова, захотел перекреститься – и опять эта самая таинственная сила сковала ему руки.

– Ну чо, едем? – нетерпеливо крикнуло Сульфат. Поначалу волнение Василия передалось и ему, Сульфат приникло к окну и разглядывало это убогое здание, пытаясь понять, чем эта халупа увлекательнее «прыгуна», к которому Василий не проявил интереса?

Чем она лучше стереовида, от которого его новый знакомый отворачивался? Впрочем, мы можем только догадываться, что видело Сульфат через свои волшебные очки, но, тем не менее, тайна не спешила открываться, а Василий просто стоял, стоял долго, невыносимо долго! Наверное, целую минуту или даже две! И ничего при этом не делал, даже слова не проронил! Сульфату это надоело.

– Едем? – с раздражением повторило гермафродит.

Да, нужно было ехать. Василий с тоской посмотрел на церковь и, не поворачиваясь, сделал несколько шагов назад. Тут его заметила прихожанка со свечой и, посчитав, что человек просто не решается войти в церковь, призывно махнула рукой. Василий остановился.

– Давай, – подгоняло его Сульфат.

Девушка (она тоже была гермафродитом, но, поскольку ради посещения церкви она надела на себя платок, Василий про себя окрестил ее именно так) тихо вышла из церкви и взяла его за запястье. У нее были приятные мягкие и теплые руки.

– Пошли, не бойся, – сказала она и, взглянув на него вблизи, замерла. Долго и напряженно разглядывала она лицо священника, пока вспоминала, где могла его видеть, затем быстро обернулась назад, взглянула на иконку над входом и побледнела. Некоторое время она стояла, широко раскрыв рот, округлив глаза, и не могла произнести ни звука.

– А! – вдруг резко вскрикнула девушка и быстро засеменила в церковь.

– Ну, чего ты! – кричало Василию Сульфат и било от нетерпения по стеклу ладонями.

– Только пять минут! – умоляющим тоном попросил Василий.

Сульфат выскочило из автомобиля:

– Слышь, а вот то, что мы ждём, за это ещё медаль дадут? Мне, ко-че, позарез ещё одна нужна!

– Не знаю, – ответил Василий и пожал плечами.

Он взглянул на икону и увидел на ней… Себя. Да, это был определенно он! Он, но только почему-то в кольчуге и алом плаще. С нимбом вокруг головы Василий стоял на облаке и сверкающим мечом замахивался на чертей, которые сломя голову бежали от него вниз навстречу адским языкам пламени.

– Он вернулся! – кричала девушка в церкви. – Идёмте! Отец Игнатий! Идёмте все!

Служба остановилась, из церкви выбежали четыре человека и обступили Василия полукругом. Все они были гермафродитами в ярких праздничных одеждах, и все были без повязок на глазах. Священник – гермафродит отец Игнатий – выглядел как пышная дама в зеленой ризе. На груди у него висел большой золотой крест, и близость этого креста сильно беспокоила Василия.

Прихожане долго рассматривали пришельца, полушепотом перекидываясь фразами. Наконец, убедившись, что перед ними стоит тот самый Василий с иконы, отец Игнатий упал на колени, восхваляя Бога:

– Да святится имя Господа нашего за ту милость к грешным рабам его, коей он удостоил нас в столь чудный день, – растекся в благодарностях низким женским голосом гермафродит в священническом одеянии. – Чем мы обязаны такой радостью?

Сульфат переводило взгляд то на одного священника, то на другого, догадываясь, что снова является свидетелем чего-то жутко интересного, только непонятно чего.

– Как хорошо, что Вы к нам зашли! – не дав ответить Василию, сказала девушка-прихожанка. – Сегодня всенощная по случаю тринадесятого праздника.