Изборский витязь

Романова Галина Львовна

До Волочка дошли спокойно, а на второй день после выхода из города сторожевая дружина князя Василька наткнулась на сторожу. Десяток пеших воинов схватились со всадниками, а двое верховых погнали коней в чащу леса. Опешив было от нежданного нападения пешцы напали первыми, - дружинники кого порубили, а нескольких противников похватали и приволокли в стан Великого князя.

Пленные смотрели на князей гордо, вскинув головы и не выказывая недовольства. По виду оказались они смердами.

Князь Юрий не дал им и ртов открыть.

–  Вы что же, пёсьи дети, делаете?
– напустился он на пленных.
– Вы на кого руку подняли? Смерти

захотели? Сей же час повелю казнить, как разбойников!.. Холопы!

Он уже махнул рукой, приказывая дружинникам вытащить мужиков наружу и расправиться с ними по обычаю, но один из пленных ступил вперёд.

–  Мы не холопы, - гордо молвил он, - а свободные люди с-под Холынья, что на Новгородской земле. И шли мы на бой и смерть готовы принять за землю нашу и за Святую Софию!

Он повёл плечами, как бы желая показать, что хочет осенить себя крестом. Глаза его смотрели на Юрия пристально и открыто, как на равного.

–  На бой, на смерть, - проворчал Юрий.
– За Новгород...

–  Вся земля поднялась, князь!
– внятно сказал пленный.- Послы у нас были, на бой звали!

–  Против княжеской власти?.. Да как ты смеешь» нёс! Смерд!.. Казнить его!

Дружинники подхватили мужиков под локти, потащили прочь.

–  Меня ты убьёшь, князь, - кричал тот, первый, - но всех не изведёшь! Новгород умрёт за Святую Софию!..

Мужиков утащили, но князья-союзники долго молчали, поглядывая друг на друга и на Ярослава. Тот ближе всех столкнулся уже с волей Великого Новгорода, он знал, что из себя представляет этот город. Но переяславльский князь не сказал ни слова, и поход возобновили. На ветвях деревьев в том месте, где сторожа напала на дружину Василька, остались висеть смерды из-под Холынья.

Дальше двигались быстрее, но и осторожнее. Насторожились после того, как на следующий день на лесной дороге наткнулись на засеку - на целую версту [223] и более по обе стороны от дороги был повален лес. Толстые стволы перепутались сучьями, застряли в кустарнике, образовав непреодолимую преграду. Пеший, обдирая руки и платье, ног бы пройти, но ни лошади, ни телеге ходу не было. Велев идти в обход, Юрий ругался на чём свет стоит. Ярослав помрачнел, Михаил засомневался ещё сильнее.

223

Верста - русская мера длины (1,06 км), в X-XII вв. была самой крупной единицей измерения, но строго определённой длины не имела.

Дальше - больше. Через день пути наткнулись на ещё одну засеку, а потом и сторожу. Воины - уже не вооружённые дубьём мужики, а всадники - ждали сторожевую дружину, и на сей раз ни одного из них взять не удалось: сторожа рассеялась по лесу, а дружина Василька потеряла нескольких человек. Узнав пусть о малом, но уроне, князь Юрий замолчал надолго.

До Новгорода оставался всего один день пути, когда передовые дружины - теперь они ни на минуту не успокаивались, ожидая нападения отовсюду, - привезли к князьям попавшегося им человека. В отличие от остальных встреченных ими новгородцев он не был связан - возможно, потому, что был он один, очень молод и богато одет и прискакал на хорошем коне. Едва его введи в шатёр князей, он бросился к Юрию и повалился перед ним на колени.

–  Не вели казнить, Великий князь! Вели слово молвить!
–

воскликнул он.

–  Кто ты такой и зачем пришёл?
– спросил Юрий.

–  Иван Владиславич я, боярина Владислава Завидича сын, - ответил тот.
– Послан был к тебе со словом от отца!

–  Все слова уже сказаны промеж нас, - остановил его Юрий.
– Завтра мечи заговорят!.. А ты...

–  Погодь, брате, - Ярослав выбросил вперёд руку, перебивая князя, - отца его я помню. Он верен мне был ещё в первое моё новгородское сидение. На Липице против своих воевал... Пусть говорит!

Юрий скрипнул зубами, вспомнив Липицу - тогда новгородские бояре-перебежчики дрогнули первыми, когда на них пошли полунагие новгородские же смерды. Но Иван Владиславич выпрямился и благодарно взглянул на Ярослава.

–  Отец мой велел передать вам, князья, - начал он, - что весь Новгород вооружён!.. В него отовсюду, даже из вотчин боярских и монастырских, идут люди! Кузнецы оружие куют... Владыка полк выставил. Решили все умереть за Святую Софию!.. Готов будь к сече, князь! Новгород воевать ладится!

Юрий скрипел зубами, комкая в кулаке край камчатой [224] скатерти на убранном к ужину столе.

–  Псы, - наконец выдавил он.
– Сучьи дети!.. Вот я их!.. Воевать удумали?.. Ладно, ступай. В обозе будь. Сбежишь - велю изловить и как холопа, кнутом наказать!

Боярич поднялся, поклонился и отступил к порогу. Дождавшись, пока качнётся, задёргиваясь за ним, полог, Юрий обратился к другим князьям:

–  Ну, чего на сей раз надумаем?

Михаил Черниговский напряжённо качал головой - он не знал силы, какую может выставить Новгород и не был уверен, что княжеские полки смогут пересилить её. Василько собачье-преданно ел дядю глазами - отважен и пылок, но не умён, хорош только чужие приказы исполнять, сам приказать ничего не может. Сынок Всеволод с дороги намаялся, клевал носом. А Ярослав глядел холодно и трезво, и глаза его были похожи на две пропасти в бездну.

224

Камчатая– Камчатка - белая полотняная ткань с вытканным узором.

–  Что надумали?
– спросил Юрий у него одного.

–  Ты князь, ты и решай, - спокойно ответил брат.
– Новгород сам против тебя поднялся - так иди на него! Я против него уже ходил - ни с чем вернулся. Может, тебе повезёт больше - ты не один идёшь!

Юрий ничего не ответил и за вечер ни разу не вернулся к этому разговору. Но на другой день, когда до Новгорода было рукой подать, Великий князь приказал остановиться полкам и вызвал вперёд сторожевую дружину Василька - на сей раз с половиной своих воинов выехал сам ростовский князь.

Он вернулся довольно скоро и донёс, что Новгород средь бела дня затворил ворота, порушил мосты через рвы и на стенах полно народа - простые горожане и воины городского ополчения.

Юрий спешно собрал князей на совет. Осаждать готовый к обороне город, такой сильный и свободолюбивый, как Новгород, он не решался - не мог решиться. Ему нужна была поддержка родичей. Но Ярослав - единственный, чьё мнение сейчас было для него важно, помалкивал и только скептически косился в сторону городских стен - с невысокой гряды, где съехались князья, город и берег Ильменя был смутно виден.