Избранная проза
Шрифт:
— Браво, Дуда! Она настоящая колдунья! — кричали ребята из бригады.
Дуда только недавно сбросила чадру: полное и румяное лицо ее казалось слишком крупным в обрамлении цветастого платка, завязанного под подбородком. Красивее всего у нее были брови: крутые, черные, они, как поется в песне, извивались змейками. Из-под бровей светились темные и словно бы неподвижные, но полные огня глаза.
Капитан Дуйчев подумал, что из-за такой девушки не только Дико Петров может потерять голову… Она смеялась мягким грудным смехом, от которого
Возле Дуды постоянно вертелись два ее старших брата, не спускали с нее глаз. Дуда окончила неполную среднюю школу и собиралась поступить в гимназию. Но братья, фанатики-мусульмане, все еще не могли примериться с тем, как она свободно держится.
Дико Петров отвел братьев Дуды к буфету и угостил лимонадом. Затем они закурили, и между ними завязался оживленный разговор.
Солнце палило своими поздними лучами не по-сентябрьски, и серые куртки строителей, смешавшись с живописными костюмами местных горцев, жили какой-то необычной жизнью — краски сливались с голосами и песнями, и весь двор как будто кружил в пространстве.
Капитан Дуйчев ходил по двору с фотоаппаратом и снимал наиболее интересные группки. Помачки убегали от него, прятались, пока наконец, Дуда не уговорила их сняться. Они все боялись, как бы дома им за это не попало.
Ударницы со строительства окружали помачек и снимались вместе с ними. Это их успокаивало.
Скрипач нагибался, отворачивался, вел себя так, словно ему очень не хотелось попасть в объектив. Но капитану удалось сфотографировать его в тот момент, когда, прижав подбородком к плечу скрипку, он натирал смычок. Он ничего не заметил, и Дуйчев быстро закрыл и спрятал аппарат.
Гулянье затянулось. Особенно отличались участники самодеятельности. Они читали стихи Вапцарова, пели болгарские и русские песни, плясали. Дико Петров выбился из сил, но зато девушки наградили его рукоплесканиями и похвалами.
Капитан Дуйчев вскоре ушел к себе на квартиру. Этот день пробудил в нем множество воспоминаний. Они переполняли его, куда-то улетали и снова возвращались, он не мог справиться с ними. С необычайной яркостью увидел он тропу, по которой отряд партизан спускался с гор в долину, в город, ликование собравшегося на площади народа и страх тех, у кого совесть была нечиста, — палачей и убийц.
Какой это был день! Небо, казалось, никогда еще не было таким высоким, горизонт словно раздвинулся, все вокруг улыбались. Один за другим всплывали перед ним различные эпизоды — невероятные, трогательные или трагические, он слышал радостные восклицания жен, обнимающих своих мужей, плач матерей, узнавших о гибели своих сынов, звуки марша и бодрой партизанской песни… Дуйчев, тогда политкомиссар партизанского отряда, никак не мог поверить в то, что чудо свершилось, победа казалась чем-то сказочным, но ликование народа убеждало его в том, что это — правда.
Во второй половине дня появились первые
Эти воспоминания согревали душу, и капитан не прогонял их. Он хотел избавиться от другого воспоминания, — вернее, смутной догадки, не дававшей ему покоя, и не мог. Его преследовало это бледное лицо с прядью свисающих на лоб волос, которую отбрасывает назад такая же бледная рука… Лицо хищника и убийцы… Возможно ли это?.. Или ему только померещилось и все это плод его вечной подозрительности?
Капитан Дуйчев лежал на мягком козьем одеяле, курил одну сигарету за другой и пытался привести в порядок мысли, которые с неумолимым упорством терзали его. Все время одни и те же. Что делать? Стоит ли портить себе кровь из-за какой-то пряди волос? К тому же у этого совсем другое выражение лица, по-иному звучит голос, да еще скрипка… Нет, это совсем другой человек. И потом, от Кубрата до Малко-Тырнова расстояние немалое.
Утром капитан напечатал свои снимки и, когда они подсохли, стал рассматривать беспокоящее его худое, бледное лицо. «Нет, это чистая фантазия… Выдумка, глупое самовнушение!»
Тем не менее он вложил фотографию в конверт и вместе с запиской отправил в Софию своему другу, работавшему в госбезопасности. Отправив письмо, он вернулся к себе на заставу.
Он решил, что все это ни к чему, лучше всего заниматься своим делом — охранять границу.
Несколько дней спустя пограничники задержали молодого помака и привели его к капитану Дуйчеву. Лицо у помака было холодное и равнодушное. Что ему нужно было на самой границе? Парень показался ему знакомым.
— Где я тебя видел? — спросил капитан.
— Наверно, внизу, в городе, — с ухмылкой ответил горец. — Это ведь ты нас тогда снимал?
— Да ты не брат ли Дуды?
— Брат, — с гордостью ответил помак.
— Зачем бродишь в этих местах? И без пропуска!
— Вон там наш, отцов, лес, — показал парень. — За дровами приехал. Там и лошадей привязал…
— Так ведь он далеко, — возразил капитан и добавил как бы про себя: — А здесь всякий народ встречается.
И в самом деле, тут встречались и матерые контрабандисты, и вражеские агенты. Но в лесу действительно стояли привязанные лошади, торчал в стволе старого дуба топор.
— Ладно, иди! — распорядился капитан, терзаемый противоречивыми мыслями. — Да смотри! Попадешься другой раз в этих местах, прикажу всыпать тебе как следует.
Капитан получил из Софии телеграмму. Она гласила:
«Поручик Пантелей Карталов. Преступник, служил в жандармерии. Повинен в убийстве двадцати трех партизан. Осужден народным судом в Кубрате».
Капитан прочитал телеграмму раз, второй, третий, положил ее на стол. Затем снова взял и прочитал еще раз. Он не верил своим глазам.