Избранная
Шрифт:
Я кладу ладони ему на талию. Не помню, как решила это сделать. Но я тоже не могу отстраниться. Я приникаю к его груди, обвиваю его руками. Мои пальцы скользят по мышцам его спины.
Через мгновение он касается моей поясницы, прижимает меня теснее и проводит свободной рукой по моим волосам. Я снова чувствую себя маленькой, но на этот раз не пугаюсь. Я зажмуриваюсь. Он больше не пугает меня.
— Мне следовало бы плакать? — Его рубашка приглушает мой голос. — Со мной что-то не так?
Симуляции пробили в Але такую
— По-твоему, я знаю все о слезах? — тихо спрашивает он.
Я закрываю глаза. Я не жду от Четыре утешений, а он не пытается меня утешить, но рядом с ним мне легче, чем было среди друзей в своей фракции. Я прижимаюсь лбом к его плечу.
— Если бы я его простила, как по-твоему, он был бы сейчас жив?
— Не знаю, — отвечает он.
Он кладет ладонь мне на щеку, и я поворачиваюсь ей навстречу, не открывая глаз.
— Я чувствую себя виноватой.
— Ты не виновата. — Он касается лбом моего лба.
— Но я должна была. Должна была простить его.
— Возможно. Возможно, все мы чего-то не сделали. В другой раз чувство вины напомнит нам, чтобы мы лучше старались.
Я хмурюсь и отстраняюсь. Это урок, который дается членам Альтруизма: чувство вины — инструмент, а не оружие против себя. Его слова словно взяты из отцовской лекции на наших еженедельных встречах.
— Из какой фракции ты вышел, Четыре?
— Неважно. — Он смотрит вниз. — Теперь я здесь. Хорошо бы и тебе это накрепко запомнить.
Он бросает на меня противоречивый взгляд и касается губами моего лба, между бровями. Я закрываю глаза. Я не понимаю, что происходит. Но я не хочу это разрушить и потому молчу. Он не двигается, просто стоит, прижимаясь губами к моей коже, и я тоже долго стою, обнимая его за талию.
Глава 25
Позже вечером, когда большинство лихачей ушли спать, я стою с Уиллом и Кристиной у перил над пропастью. Оба моих плеча горят от татуировочной иглы. Полчаса назад мы все сделали новые татуировки.
Кроме Тори, в тату-студии никого не было, так что я решилась нанести символ Альтруизма — круг и в нем пара рук ладонями вверх, как бы поддерживающих кого-то, — на правое плечо. Я знаю, что это рискованно, особенно после всего, что случилось. Но этот символ — часть моей личности, и мне казалось важным носить его на коже.
Я встаю на перекладину, прижимаясь к перилам бедрами, чтобы не упасть. Здесь стоял Ал. Я опускаю взгляд в пропасть, на черную воду, зазубренные камни. Вода ударяется о стену и брызгает вверх, оседая каплями на мое лицо. Он боялся, когда стоял здесь? Или окончательно решился прыгнуть и это было легко?
Кристина протягивает мне стопку бумаг. Я достала копии
Я смотрю на первый отчет. На нем фотография Жанин, представителя Эрудиции. Ее взгляд пронзителен, но в то же время притягателен.
— Ты когда-нибудь ее видел? — спрашиваю я Уилла. Кристина комкает первый отчет и швыряет его в воду.
— Жанин? Однажды, — отвечает он.
Он берет следующий отчет и рвет в клочья. Обрывки осыпаются в воду. Он делает это без злобы в отличие от Кристины. Мне кажется, что он участвует в этом, только чтобы доказать мне свое несогласие с тактикой своей бывшей фракции. Верит он в их слова или нет, остается неясным, и я боюсь спрашивать.
— До того как стать лидером, она работала с моей сестрой. Они пытались изобрести более долгоиграющую сыворотку для симуляций, — говорит он. — Жанин такая умная, что это видно еще до того, как она раскроет рот. Как… ходячий, говорящий компьютер.
— Что…
Я бросаю листок через перила, сжав губы. Надо просто спросить.
— Что ты думаешь о ее словах?
Он пожимает плечами.
— Не знаю. Возможно, это неплохая идея — иметь больше одной фракции в правительстве. И возможно, нам не помешает больше машин и… свежих фруктов…
— Ты ведь понимаешь, что никакого тайного склада, где все это хранится, нет? — К моему лицу приливает жар.
— Да, понимаю, — отвечает он. — Просто я думаю, что комфорт и процветание — не самое главное для Альтруизма, но могут стать таковыми, если к принятию решений привлекут другие фракции.
— Потому что дать подростку-эрудиту машину важнее, чем еду — бесфракционникам, — фыркаю я.
— Потише. — Кристина гладит Уилла по плечу. — Мы собирались устроить легкомысленное символическое уничтожение документов, а не политические дебаты.
Я проглатываю возражения и смотрю на стопку бумаги в руках. Уилл и Кристина в последнее время часто прикасаются друг к другу без особой необходимости, я это заметила. Или нет?
— Однако из-за всего того, что она говорит о твоем папе, — добавляет он, — я ее почти ненавижу. Не представляю, какой прок в том, чтобы говорить такие ужасные вещи.
Зато я представляю. Если Жанин заставит людей поверить, будто мой отец и остальные лидеры Альтруизма испорчены и ужасны, люди поддержат революцию, которую она намерена осуществить, если ее план действительно в этом. Но я не хочу больше спорить и потому просто киваю и бросаю оставшиеся листки в пропасть. Они порхают взад и вперед, взад и вперед, пока не касаются воды. У стены пропасти их отфильтруют и выбросят.
— Пора спать, — улыбается Кристина. — Готовы вернуться? Я подумываю опустить руку Питера в миску теплой воды, чтобы он описался ночью.