Избранная
Шрифт:
Он опускает меня на пол и смотрит на меня, гладит пальцами по лбу, бровям, щекам, губам.
Он издает что-то вроде всхлипа, вздоха и стона и снова целует меня. Его глаза блестят от слез. Никогда не думала, что увижу Тобиаса плачущим. Это ранит меня.
Я прижимаюсь к его груди и рыдаю в рубашку. Возвращается пульсирующая боль в голове, боль в плече, и мое тело словно становится в два раза тяжелее. Я прислоняюсь к Тобиасу, и он поддерживает меня.
— Как тебе это удалось? — спрашиваю я.
— Не знаю, — отвечает он. — Просто услышал твой
Через несколько секунд я вспоминаю, зачем пришла. Я отстраняюсь, вытираю щеки внутренними сторонами ладоней и снова поворачиваюсь к экранам. На одном из них — питьевой фонтанчик. Тобиас так нервничал, когда я громила Лихость рядом с ним. Все время смотрел на стену над фонтанчиком. Теперь я знаю почему.
Мы с Тобиасом некоторое время стоим неподвижно, и я думаю, что знаю, о чем он думает, потому что я думаю о том же самом: как такая мелочь может управлять таким огромным количеством людей?
— И это я управлял симуляцией? — спрашивает он.
— Скорее, следил за ней, — отвечаю я. — Она уже завершена. Не представляю как, но Жанин заставила ее работать автономно.
Он качает головой.
— Это… невероятно. Ужасно, дурно… но невероятно.
Я замечаю движение на одном из экранов и вижу своего брата, Маркуса и Питера на первом этаже здания. Их окружают солдаты-лихачи, все в черном, вооруженные.
— Тобиас, — коротко бросаю я. — Пора!
Он бежит к экрану компьютера и несколько раз касается его пальцем. Я не могу подглядеть, что он делает. Все, что я вижу, — мой брат. Он держит пистолет, который я ему дала, в вытянутой руке, как будто готовится стрелять. Я закусываю губу. «Не стреляй». Тобиас еще несколько раз касается экрана, печатая буквы, которые ничего для меня не значат. «Не стреляй».
Я вижу вспышку света — искру выстрела — и ахаю. Мой брат, Маркус и Питер припадают к земле, закрыв головы руками. Через мгновение они начинают шевелиться, и я понимаю, что они еще живы, но солдаты-лихачи приближаются. Моего брата заслоняют черные спины.
— Тобиас! — молю я.
Он снова касается экрана, и все на первом этаже замирают.
Они опускают руки по швам.
А затем лихачи начинают двигаться. Они поворачивают головы из стороны в сторону, роняют пистолеты, беззвучно раскрывают рты, толкают друг друга, некоторые падают на колени, держась за головы и раскачиваясь взад-вперед, взад-вперед.
Напряжение покидает мою грудь, и я со вздохом сажусь на пол.
Тобиас приседает на корточки рядом с компьютером и снимает боковую часть корпуса.
— Мне нужны данные, — поясняет он, — не то они просто запустят симуляцию заново.
Я наблюдаю за хаосом на экране. Должно быть, такой же хаос творится на улицах. Я изучаю экраны, один за другим, в поисках того, который показывает сектор Альтруизма. Нахожу всего один — в дальнем конце комнаты, в нижнем ряду. Лихачи на этом экране стреляют друг в друга, толкаются, вопят… хаос. Мужчины и женщины в черном падают на землю. Люди бегут во все стороны.
— Есть! —
— Нам пора. — Я поднимаюсь на ноги и указываю на экран справа.
— Да, пора. — Он обнимает меня за плечи. — Идем.
Мы вместе идем по коридору и поворачиваем за угол. Лифт напоминает мне об отце. Я просто обязана отыскать его тело.
Он лежит на полу рядом с лифтом, в окружении тел охранников. Я сдавленно кричу и отворачиваюсь. Желчь подступает к горлу, и меня выворачивает на стену.
Мгновение мне кажется, что все внутри рушится, и я припадаю к земле у тела, дыша через рот, чтобы не чувствовать запах крови. Я зажимаю рот ладонью, чтобы сдержать всхлип. Еще пять секунд. Пять секунд слабости, и я встану. Раз, два. Три, четыре.
Пять.
Я толком не сознаю, что происходит вокруг. Лифт, стеклянная комната, порыв ледяного ветра. Вопящая толпа солдат-лихачей в черном. Я ищу лицо Калеба, но его нигде нет, нигде, пока мы не выходим из стеклянного здания на свет.
Калеб бежит ко мне, когда я прохожу через двери, и я падаю на него. Он крепко держит меня.
— Папа? — спрашивает он.
Я молча качаю головой.
— Хорошо, — он едва не давится этим словом, — он не хотел бы иной смерти.
Через плечо Калеба я вижу, как Тобиас спотыкается на ходу. Он не сводит глаз с Маркуса и застывает на месте. В стремлении разрушить симуляцию я забыла его предупредить.
Маркус подходит к Тобиасу и обнимает сына. Тобиас продолжает стоять неподвижно, опустив руки, с ошеломленным лицом. Я наблюдаю, как подпрыгивает его кадык, как он поднимает глаза к небу.
— Сынок, — вздыхает Маркус.
Тобиас вздрагивает.
— Эй!
Я отстраняюсь от Калеба. Я вспоминаю, как ремень ужалил мое запястье в пейзаже страха Тобиаса, и встаю между ними, отталкивая Маркуса.
— Эй, оставь его в покое.
Я чувствую, как Тобиас дышит мне в шею, судорожно, неровно дышит.
— Держись от него подальше, — шиплю я.
— Беатрис, что ты делаешь? — спрашивает Калеб.
— Трис, — произносит Тобиас.
Маркус бросает на меня возмущенный взгляд, который кажется фальшивым, — его глаза слишком широко распахнуты, рот чересчур приоткрыт. Я бы с удовольствием стерла это выражение с его лица кулаком, если бы могла.
— Не все те статьи эрудитов были полны лжи, — говорю я, щурясь на Маркуса.
— О чем ты говоришь? — тихо спрашивает Маркус. — Не знаю, что тебе наговорили, Беатрис, но…
— Я до сих пор не пристрелила тебя только потому, что это право принадлежит ему! — рявкаю я. — Держись от него подальше, не то я перестану сдерживаться.
Тобиас кладет руки мне на плечи и стискивает пальцы. Маркус несколько секунд не сводит с меня глаз, и они невольно кажутся мне черными провалами, как в пейзаже страха Тобиаса. Затем он отводит взгляд.