Избранница ночи
Шрифт:
Сквозь шум дождя и порывы ветра мужчина вновь различил крик — громкий, нетерпеливый, и когда Астамир ступил под струи дождя, ему показалось, что он видит ее размытые очертания, темно-синие на фоне серого неба. Тень мелькнула за обширной площадкой, на которой были сложены принадлежности для жертвоприношений, прямо напротив проема северных ворот. Астамир скорее чувствовал то, что называл рысью, его слух уловил легкий шорох грациозной звериной поступи, но когда он сделал шаг вперед к воротам, видение исчезло.
Он отступил назад под навес кровли, с которого сбегали струйки воды, присел на крыльцо и неподвижно
Эльбена, появившись на пороге, присела рядом с ним. Помолчав, женщина спросила:
— Ты опять слышал ее?
Астамир вздрогнул.
— На этот раз очень громко и отчетливо — этот звук я запомнил с давних пор. Он шел оттуда, от северных ворот, и я знаю, что она приходила за мной.
Руки Эльбены нежно погладили его плечи и шею.
— Ты бредишь этим, Астамир. Твои мысли далеко отсюда, ты бредишь ею, потому что…— Эльбена опустила глаза и отвернулась.
Астамир посмотрел на нее.
— Потому что я хочу ее? — с горечью спросил он.— Ты об этом говоришь?
Эльбена молча встала и вернулась в дом. Бросив последний взгляд на то место, где, как ему казалось, он видел рысь, Астамир поднялся и, вздохнув, последовал за женой. Он сразу же прошел к камину и принялась ворошить угли, надеясь разжечь задремавшее пламя. Когда огонь вырвался из-под кучки золы, принялся с треском пожирать сухие поленья, Астамир поднялся и, сбросив плащ, потянулся за одеждой.
— Если она позовет меня…— произнес он, с трудом выговаривая слова.— Эльбена, если она позовет меня…
Черноволосая женщина резко прервала его.
— Если она позовет тебя! — В ее голосе явственно слышался гнев.— Если она позовет тебя! Это все, о чем ты думаешь в последнее время, Астамир! День и ночь ты думаешь о ней, только о ней!
Астамир, натянув кожаные штаны, перепоясался ремнем:
— Не надо так говорить… Я люблю тебя, Эльбена!
Женщина соскользнула с постели и подошла к нему. Астамир не мог оторвать взгляда от безупречных линий обнаженного тела жены.
— Ты говоришь это, и поскольку твой язык не обучен лгать, возможно, что так и есть! Ты ведь помнишь, что мы с тобой обручены, обручены бронзой и тростником!
Эльбена повернулась к нему, протягивая руки так, чтобы он мог видеть два браслета: один из блестящей бронзы и другой, сплетенный из тростника. Астамир взглянул на собственные браслеты и почувствовал, как краска стыда заливает его щеки.
— Мы обручены, и только смерть порвет эту связь!
— Я знаю, и я не хочу…
— Ты не хочешь! — гневно воскликнула женщина, но затем заговорила мягче: — Но… мой Астамир! Когда дождь барабанит по крыше так тяжело, что подобен рыку зверя, ты вскакиваешь с ложа и два раза обегаешь крепостные стены, пытаясь отыскать ее знак. Она в твоем мозгу днем и ночью. Тебя как будто преследует ее зов… «Она зовет меня, Эльбена, ты слышишь? Она зовет меня через Сердце мира!» Сколько раз я слышала эти слова? Астамир, мы повязаны родством! Неужели обычаи нашего рода ничего не значат для тебя?
Женщина накинула на себя рубаху. Мужчина глядел в ее глаза, в которых светились любовь и отчаяние.
— Я была той женщиной, которую ты желал, и ты тот мужчина, кто нужен мне. Ты любишь меня, и я люблю тебя… мы охотимся вместе, как пара хищников,
Эльбена замолчала, и они стояли так в безмолвии некоторое время, глаза мужчины и женщины были устремлены друг на друга, их души соприкасались, но между ними росло отчуждение. За дверью послышался храп лошади, бряцание металла. Раздался знакомый голос — это был Дагоберт, воевода крепости.
— Ты идешь на охоту? — спросил Астамир, но его жена покачала головой.
Астамир накинул кожаный кафтан, затем закрутил волосы в узел на затылке и скрепил их зеленой лентой. Четверо всадников ждали снаружи, держа в поводу еще двух оседланных коней. Когда Астамир кивнул головой, один из них понял намек и поскакал обратно к коновязи.
Дагоберт, зябко кутаясь в плащ, усмехнулся в бороду:
— Жаль прерывать мгновения любви — каждое из них мнится последним, особенно когда не так уж часто предаешься этому упоительному занятию. Ты заставил нас ждать, а стены твоего дома ходили ходуном от вашей страсти!
Охотники засмеялись. Астамир нахмурился и вскочил в седло. Он взял поводья из рук Дагоберта. Молодой воин, Хельмер, в латах более пригодных для войны, чем для охоты, протянул ему четыре охотничьи стрелы. Вир, неразговорчивый человек с резкими чертами потемневшего лица, передал ему пращу и сумку с камнями.
— Они благословлены землей?
— Да,— ответил Хельмер.— Каждый камень и лезвие принесут в награду мясо.
Астамир приладил стрелы за спиной и, бросив последний взгляд на полуоткрытую дверь, пустил своего коня рысью вслед за Дагобертом через южные ворота.
Дождь немного утих. Всадники преодолели ров и на мгновение остановились полюбоваться открывшейся перед ними местностью.
— Мы поедем охотиться на берег озера,— сказал Дагоберт.— Сами великие боги озер будут направлять нашу охоту.
Они пустили лошадей в галоп и некоторое время скакали по слегка проминающемуся под копытами торфу, потом проследовали через небольшой перелесок и узкое ущелье среди продуваемых ветром скал. Дальше их путь лежал вдоль ручья, несущего свои воды к великой реке Громовой, реке душ, их священной реке.
Вскоре всадники уже стояли, затаив дыхание, на склоне холма, с которого открывался берег большого озера. После поклона в знак мирных намерений они спустились к берегу, где собирались охотиться. Астамиру удалось сразу подстрелить двух водяных крыс, животных с гладким лоснящимся мехом, их мясо было очень вкусным в жареном виде. Он приторочил их к седлу и намеревался продолжить охоту, когда вдруг его чуткое ухо уловило тревожный звук боевого рога. Астамир, скрываясь в узкой расселине под навесом скал, поджидал, когда озерные обитатели покинут свои норы. Он дернул за повод лошадь и выскочил снова на дождь, прислушиваясь, откуда раздался потревоживший его звук.