Избранница Павла

Юленков Георгий

В чемодане обнаружился нормальный, на неискушенный взгляд Павлы, офицерский набор. Пара бутылок коньяка. "Наверное в подарок везу. Вот только куда и кому?". Мыльно-бритвенные принадлежности. Запасная форма. Две смены белья и разные галантерейные мелочи. Последняя папка с чертежами, и копиями рецензий ХАИ и отчетов о проведенных испытаниях. Переданная Петровским пленка кинопулемета с красиво пылающим "Тюльпаном". Толстая тетрадь, в которую записывала Павла свои предложения для ВВС по реактивной авиации. Пачка писем и маленький альбом с фотографиями. "А вот это, то что надо! Ага. Будем изучать. Угу. Еще бы лампочку посветлее". За разбором чемодана, время полета пронеслось незаметно.

Ко времени окончания путешествия шпионка уже более-менее ориентировалась в своем окружении

и личных взаимоотношениях с ним. Фотография мамы Павла оказалась не в альбоме, а во внутреннем кармашке чемодана. Пачка разномастных девичьих фото, лежали в отдельном почтовом конверте, и туда же была отправлена фотография той Симы, с которой для Павлы началось знакомство с эти миром. "Мда-а-а. А этот Колун, оказывается, "Умелец". И как мне теперь от этой своры отбиваться?". Главной же добычей стала сложенная вчетверо полковая фотография сфотографированная прямо то ли со стенда, то ли со стенгазеты родного Павлу 23-го ИАП. Размеры у фотографии были солидные, примерно как нотный лист. А состояла она из четырех наклеенных на бумагу частей. Дата на фотографии стояла 7 ноября 1938 года. Качество было отвратительным, но характерные черты лиц все же можно было разобрать. "Вон, Колун, то есть уже я. А рядом на фотографии пара веселых парней. Как-то странно все они кучкуются. Как в пирамиде – по трое. Может специально звеньями наклеили. И знамена развевающиеся на заднем плане между фотокарточками нарисованы. Угу. В центре обведенная лентами эмблема "авиационная курица" – крылатый винт и чуть выше крупно и ярко написано "23 ИАП". На самом верху фото Петровского, а с ним рядом кто-то с подписью "К-р. Вершинин С.И.". Это, наверное, комиссар полка. Серьезный дядька. Хорошо хоть, если увижу, узнаю его, и тупить не буду. Павла перевернула фотокартину и прочла "Держись, Павка. Ждем с возвращением!". Ниже этих слов кучерявились штук тридцать подписей". Угу а в полку-то целых шестьдесят самолетов. Может даже поболее. Значит… значит вернее всего это подарок от эскадрильи. Точно! Вон с десяток из этих фамилий читаются под соседними с Павлом фото. А остальные, это наверное технический состав. Вон они в самом низу фотографии. А вообще-то этот Паша дурень дурнем. Такое фото в чемодане таскать ну никак не годится. Ведь если враги украдут его чемодан, то весь личный состав полка, как на ладони известен будет. С другой стороны это подарок. Они фактически с ним попрощались уже. Типа: "Если что, помни – джунгли твои, Маугли!"".

— Ну, что, Колун. Уооаааыы! Подлетаем, что ли? — Павла стремительно спрятала фото на дно чемодана.

— Подлетаем, Иваныч. Ну как, выспался?

— А ты-то чего не поспал? Вон глаза опять красные. Третий день хорьком смотришь. Хотя перегара вроде нет, стало быть, акромя испытаний, небось еще и дела амурные у тебя? А?

— Кончились мои амуры, командир. Теперь, пока к летной работе не вернусь, или пока совсем не спишут, мужское оружие в пирамиду запру. Врачи ведь своего слова не сказали пока.

— Зарекался медведь мед есть…

Самолет прекратил снижаться, выравниваясь перед полосой. Павла ухватилась за торчащую из шпангоута скобу и вовремя. По меркам конца двадцатого и начала двадцать первого века, посадка лайнера тянула примерно на аварийное приземление поперек нескольких железнодорожных путей.

— Спасибо этому дому! Э-э-эй! Кумовья! Благодарствуйте, что довезли и по дороге не угробили. Счастливо вам!

— На здоровье! Захочешь приятно прокатиться, обращайся! Мы завсегда тебе уголок держать будем.

— Спасибо, ребята! Удачи вам. Своего орла берегите!

— Не за что, соседи! И вам удачи. Сами своих пернатых берегите, а то развалятся они от ваших перегрузок. Да, вот еще, мужики! Диспетчеру там скажите, чтобы быстрее нас разгружали. Нам сегодня еще до Одессы слетать надо.

— Ладно, скажем. Ну, пока, мужики.

Аэродром Симферополя особой красотой не поразил. С бетонированными полосами и насквозь застекленными аэровокзалами будущего сравнивать было нечего. Когда-то в 80-х Павла уже была в Крыму. Воздух был тот же. Ароматный и чуть-чуть душноватый. Павла огляделась. В голубой дымке маячили не особо

высокие крымские горы. Все было узнаваемо. Те же, что и в ее памяти южные деревья неизвестного ей названия. По травяному покрытию аэродрома на взлет идет утконосый ПС-84, он же "Дуглас", который в войну станет Ли-2. Мимо по дороге ползет арба запряженная в ослика, ее обгоняет легковая машина. В зеленой траве стрекочут, кузнечики или другие какие певцы местной энтомологии. Одним словом – благодать.

— Василий Иваныч, а чего это мы прямо в Саки не сели? — Петровский рассеянно обернулся.

— А, там полосу новую делают. На запасную сейчас только СБ могут садиться. А этого птеродактиля она бы точно не выдержала.

— Понятно. На чем добираться будем?

— Хм. Да автобус туда должен ходить. На крайняк, попутку поймаем.

— Вот такая, с крыльями, пойдет? — Павла указала на выруливающий к старту Р-5.

— Нет, Колун. Хватит с нас с тобой авиационной экзотики! Землей поедем, пока нас какой-нибудь местный орлик не угробил в горах или в море не утопил. Слыхал, как некоторые из них тут бьются? Вот то-то. Покуда здесь перекури, а я зайду с диспетчерами переговорю…

Мотор светлого форда неизвестной модификации сыто урчал. За опущенными боковыми стеклами мелькали деревья и спрятанные за ними аккуратные домики. В окрестной архитектуре преобладали татарские мотивы. Вот машина миновала мечеть с высокими тонкими минаретами, немного попрыгала по ухабам и выскочила на шоссе. Пилоты расслабились, млея от местных красот. По долине Салгира ехать было приятно, май – это самый пик весны, а в Крыму это уже практически авангард лета. Сады по обе стороны дороги услаждали глаз красотой, а нюх своим неповторимым волшебным ароматом. Но вот, красота стала убывать за окнами, и дальше шоссе понеслось через степь. Ехать по крымским дорогам тридцатых годов вообще-то оказалось удовольствием неоднозначным. Вроде и красота вокруг, но местами просто пугающая. Хотя тут и не безумный кавказский серпантин, а преимущественно степи, но пыльные бури не лучшая альтернатива камнепадам. Сильный боковой ветер практически вцепился в машину. Принесенное им пылевое облако стремительно накрыло с головой путников после источника Тобе-Чокрак. Боковые стекла тут же закрыли, но в салоне стало очень душно. К счастью расстояние до цели путешествия было небольшим, всего-то километров сорок. Минут пятнадцать это чудовище гудело и не выпускало добычу, мешая пассажирам нормально дышать. А водителю приходилось вести форд со скоростью беременной черепахи. Наконец, стихия насытилась, и, внезапно ослабив хватку, так же стремительно унеслась дальше.

— Вот, ведь гадина какая! Тьфу! Весь рот и все глаза в песке. И зачем это люди в Крым отдыхать едут? У нас-то в Житомире всяко в мае получше, а Паша?

— А в Саратове, товарищ полковник, и вовсе хорошо. — "Я теперь патриотом своей новой малой Родины стану. Вешайтесь сами, кто против Саратова чего лишнего скажет, а не то я помогу. О! Первый кандидат уже появился".

— Чего?! Язык твой бесстыжий, Колун! Это у нас под Тулой, вот там я понимаю. Там да-а-а, хорошо. Но в Саратове!? И чего у вас там интересного-то есть?

— Там, Иваныч, есть то, чего под Тулой никогда не будет, если правительство страны на это денег не выделит?

"Осторожнее надо шутить. Вон уже водитель оглядывается. А рядом сосед молодой военинженер, аж брови нахмурил, пытается вспомнить, что там у нас в Саратове водится".

— Ты, Паша, ври, да не завирайся! Мы хотя б к Москве поближе! А Саратов твой, в хрен знает какой глуши стоит. И, на что это такое, что у вас в Саратове есть, тулякам правительство денег пожалеет?!

— Это, Иваныч… всего-навсего главная достопримечательность Советского Союза…

— Чего?!

— Командир, сделай, пожалуйста, лицо попроще, а то не выдержу, а у меня сердце слабое и давление вон никуда не годится. Да это же я про великую русскую реку Волгу-матушку.

Раздавшийся со всех посадочных мест автомобиля гомерический хохот не утихал минуты три.

— Ну, Колун! Ну, уморил, засранец! Хотя, чтоб ты знал, наша Упа это правый приток Оки, почти что Волги.