Избранница Павла
Шрифт:
— Ничем вы, Павел, не рискуете. Нам как раз нужны такие свежие идеи. Только объясните, почему такая схема предпочтительнее?
— И чем вас старое-то шасси не устраивает, летал же с ним К-12?
"Спокойно, товарищ Еременко. Не надо так нервничать. Знаю, мои рассуждения звучат по-дилетантски. Вы же тут, видимо, собаку съели на проектировании самолетов. А судя по вашему поведению на первой встрече, у вас есть и свой собственный проект скоростного реактивного самолета. Возможно в соавторстве с Проскурой или еще с кем. Ну да ладно, я свою позицию
— Снова предлагаю призвать к нам на помощь здравый смысл. Преимущество у хвостового колеса только одно – возможность взлетать с грунтовых полос. Есть еще в отношении такой схемы шасси, уж простите, иллюзия о получаемом увеличении подъемной силы за счет большого угла атаки при разгоне. Иллюзия, потому что на начальном этапе разгона угол не только не важен, но и чем больше он, тем медленнее разгон. А у обсуждаемого самолета длина разбега маленькой быть по определению не может. В то же время, самолет с носовым колесом получает преимуществ в разы больше. Это и увеличение обзора на взлете, и снижение опасности капотирования, и достаточно быстрый разгон. Если двигатели форсировать до стартового режима при использовании тормозов, а затем их резко убрать, то аппарат начнет быстро разгоняться практически без раскачки в вертикальной плоскости. Главное, о чем при проектировании такой схемы придется думать – это о носовой управляемой стойке шасси. Ну неужели наша страна, до сих пор не испытывала самолетов с такими новшествами. Как говорил товарищ Станиславский "Не верю!".
— Браво, браво! К вашим инженерным талантам теперь можно добавить и сценический.
— Все это понятно и, наверное, возможно сделать, но вот время. Сколько времени у нас уйдет на все это?
— Коллеги, но ведь по существу старший лейтенант прав. Правда это потребует более значительной переделки проекта, но помнится на "бесхвостке" ХАИ-4 в 1934 году мы такое шасси уже испытывали, и результаты тогда были получены очень интересные.
— Хорошо, Глеб Евгеньевич. Если есть готовая схема, то я не возражаю. А вы Георгий Федорович?
— Мне нравится. Ну так что, товарищи, возражения закончились? Тогда я предлагаю вам Анатолий Петрович взять на себя разработку проекта модернизации бомбардировщика К-12 в "летающую лабораторию"… как назовем новый аппарат, коллеги?
— Может Павла попросить дать ему название, очень уж у него яркие эпитеты получаются.
— А что, здравая идея, Глеб Евгеньевич! Товарищ Еременко не против? И я за. Итак, Павел, как назовете этого монстра?
— Может "Горын"? Три головы есть. Огнем плюется. Кричит громко.
— В смысле "Горыныч". Хм. Что-то в этом есть.
— "Горын"-старший – это отец "Горыныча".
А наш "Горын"-младший – это будет внук "Горына"-первого и сын "Горыныча". Первым и самым старым "Горыном" можно считать коллектив создателей К-12. Ну и нас тут тоже много голов, поэтому "Горыныч" – это вы, ну и я на некоторое время. А младший "Горын" – это наше с вами общее детище.
— Забавно.
— Итак! Возражений нет?
"Банкет, это хорошо. А сколько там на моих "командирских" уже? Да уже почти шесть. До отлета четыре часа все дела сделаны. А пить мне нельзя. Вывод – поеду отдавать долги. Знаю, звучит неполиткорректно, но я же не ловелас, раздающий обещания направо-налево. Если своей судьбы не знаешь, то спеши делать добро. И хотя я знаю, что семьи мне в этом теле не положено, но почему бы не сделать приятное хорошим людям. Итак, в театр, значит, в театр…".
— Глеб, можно тебя на минуту. — Каланча кивнула и привычно прищурилась.
— Слушай. Тут такое дело. Понимаешь, нельзя мне спиртное пить. А если буду за столом сидеть и отказывать просьбам, люди обидеться могут. Поэтому у меня тут революционная ситуация сложилась "Пить я не могу, а людей обижать не хочу". Прикроешь меня?
— Может, все же останешься, а мы придумаем, как твой стакан алкоголя лишить?
— Не могу, правда, не могу. Мне рисковать нельзя. Скажи людям, что меня срочно нарочным вызвали в штаб военного округа. А?
— Ладно! Таинственный ты наш. Прямо как Золушка исчезаешь. Ты хоть с Проскурой иди, попрощайся.
— Это само собой…
Профессор слегка огорчился услышанным, и тут же стребовал прямо в своем присутствии письменное заявление Колуна П.В. о приеме в ХАИ на заочное отделение кафедры "Двигателестроение". Рядом оказалась пишущая машинка, и Павла решила не обижать хорошего дядьку. А тот, успокаивал старшего лейтенанта словами – "Главные экзамены вы уже, батенька, нам сдали, так что, думаю, курс на второй или даже на третий мы бы вас взяли. Служите себе спокойно. Летайте. Да на сессии два раза в год приезжайте. В общем, не исчезайте, голубчик. Будем ждать вашего возвращения".
— Михалыч, извини, что я тебя бросил. Ты не занят?
— Я теперя, Пашенька, еще долго буду занят. Меня ж в институтские мастерские на полставки мастером определили. Четыре дня в неделю по три часа мне там работать теперь придется. Как чуял, что непростой ты заказчик. Все-таки впряг ты меня в хомут! И мотоцикл мой помял. В общем, ты мне Пашка всю мою жизнь перевернул.
— А ты разве не добровольно работать согласился?
— Угу. Добровольно. С таким змеем-искусителем все сам добровольно сделаешь. И хомут сошьешь и голову в него сунешь.
— Ну чего ты, дядька, словно в воду опущенный? Разве ты не рад, что тебя по достоинству оценили?
— Рад-то я рад, а только тревожно что-то. Раньше-то мне спокойнее было. Поселил ты мне в голову червя сомнений. Как жить теперь, чего делать?
— А я к тебе как раз за уточнением параметров жизни. Сколько за работу возьмешь?
— Сперва, Маринку в театр своди, а уж потом…
— Нет, Михалыч. Не пойдет так! Я работу заказал, ты сделал. Не примешь оплату, откажусь с Мариной в театр идти!