Избранница Тьмы. Книга 2

Богатова Властелина

— Нехорошо поступили, Истана Хассон, ассару, — процедил он несдержанно, кривясь брезгливо, — сбежали. Нанесли мне неизгладимое оскорбление, такого плевка в мою сторону я ещё никому не позволял делать. Не думайте, что это сойдёт вам с рук. Такого я не прощу.

Я подняла выше подбородок.

— Не сомневаюсь, вашей трусости хватит придумать для меня наказание.

Хирс схватил меня за подбородок, жёстко сжал пальцы, причиняя боль, вздёргивая лицо так, что мне пришлось смотреть в его потемневшие от гнева глаза.

— Понравилось трахаться со стражем? Он тебя выкинул, как грязную шлюху, и подобрал вновь, чтобы вновь трахать. Ты ещё благодарить меня станешь и ползать у моих ног, целовать, и мне не терпится посмотреть,

как ты станешь упоённо сосать мой член так, чтобы я смог забыть о том, что тебя драли во все щели.

Я не ждала от него другого обращения, но слова прозвучали оскорбительно, омерзение разлилось внутри грязью. Злость распирала на части до скручивающихся узлов, но мне оставалось только терпеть.

— По доброй воле вы не получите ничего, ни ты, ни Груив. Ублюдок и трус.

Хирс выпустил меня, толкнув к повозке так, что я ударилась плечом о дверь, но одежда смягчила удар. Только мерзавец на том не остановился. Увесистая пощёчина опалила замершую от пронизывающего ветра щёку, я почувствовала, как лопнула губа, сглотнула вкус крови на языке.

— Теперь ты находишься полностью в моей власти. Мне ничего не стоит сейчас сломить твоё сопротивление, запихнуть в эту повозку и отыметь. Я обязательно это сделаю, как только прибудем в Энрейд, я вспомню каждое твоё слово, ассару, ты пожалеешь, шлюха стража, и от твоей покладистости будет зависеть, заслужишь ли ты пощады, — Хирс сжал челюсти, глаза сверкнули льдом, а крылья носа судорожно вздрогнули.

Он, не дождавшись ответа, отошёл, кивнул, давая знак своим людям выдвигаться. Меня тут же подхватили чьи-то руки и запихнули вглубь повозки. Я толком не успела сесть, а повозка уже тронулась и рьяно заскользила по снежным ухабистым комьям вперёд, тряся меня внутри, как в коробе горошину, я только успевала держаться за сидение с бархатной обивкой, чтобы не стукнуться ещё раз головой о низкий потолок.

Маар разлепил веки. Муть перед глазами расползалась медленно, но постепенно проявлялись очертания низких потолочных балок. Пошевелившись, он тряхнул головой, сбрасывая тяжёлое марево, спеленавшее его тело этой ночью, будто безвольного слабого младенца. Осознание случившегося обрушилось плитой, прибивая стража к постели, понимание растеклось холодом по всему телу. Сильные пальцы смяли в кулаки простынь. Маара опоили. Он должен быть предугадать, должен был знать! Но он всё равно ослабил внимание, позволив обвести себя вокруг пальца.

Подняться с постели удалось с тяжестью, череп разрывался от малейшего усилия, внутри всплеснула тошнота, в животе резало, будто в мышцы вонзали ножи, нутро скручивала в узлы боль, не позволяя даже разогнуться. Сцепив зубы, он рывком поднялся, шатаясь, приблизился к окну, опершись о стену ладонью, открыл заслонку. Мороз ободрал кожу лица и обнажённую грудь, белизна снега полоснула так, что глаза заслезились. Метель клубилась, засыпая постоялый двор белоснежной пургой и высившийся над крышами лес — уже давно утро. Вены на шее и руках стража надулись, натянулись до дрожи все жилы.

В глазах замутилось, резь с новой силой полоснула солнечное сплетение, Маар сомкнул веки и отвернулся, пронизывая чёрные волосы пальцами, потянул их до боли, открыл глаза, наскочив взглядом на стоящий на столе пузатый кувшин. Глухой удар сердца, и страж схватил посудину с остатками вина, запустил в стены. Кувшин хлопнулся о брус, рассыпаясь в дребезги, вино расплескалось тёмным пятном по стене, стекая множеством струй к полу. Взметнувшийся ураганом гнев охватил Маара с головы до ног, ширясь до таких размеров, что его оглушило. Маар ослеп, видя только багряные всполохи перед глазами, ярость опалила адской силы пожаром, способным спалить не только весь этот двор, но и самого исгара. Маар сорвался с места и бросился в дверь, едва не вырвав створку с корнями петель, пронёсся по переходу, ворвался в комнату, где вчера он оставил ассару.

Разъярённый взгляд метнулся по комнате: пустая постель, раскрытый сундук. Болезненный удар сердца, ещё один, гулкий, сотрясающий до глубины. Маар дышал тяжело и рвано.

Из мрака его вытянул шелест, раздавшийся за его спиной. Он обернулся. Та служанка, что принесла ему вчера вечером вино, замерла на лестнице, лицо её вытянулось и побелело. Она будто мертвеца увидела, выронила из рук бадью с водой, и та серебряным потоком выплеснулась на подол её светлого платья. Девушка развернулась и побежала вниз. Маар покинул своё место, двинулся следом за ней. Она с криком направилась прямиком в харчевню, навстречу ей выбежал управляющий, задержав, требуя объяснений. Маар настиг её быстро, схватил за тонкую короткую шею, сжал так, что девушка закашлялась.

Грязная шлюха его опоила, подвергла опасности Истану. Маар давил, не чувствуя, как она скребёт его руки ногтями, оставляя борозды, лицо несчастной сделалось красным, а потом синим, глаза её заслезились. Одно движение пальцами, и позвонки хрустнут. Девушка начала задыхаться, хватая ртом воздух, затряслась, как паршивая сучка. Лучше бы она тряслась вчера так же, когда подсыпала в его питьё яд. Одним коротким движением Маар сдавил пальцы, послышался хруст, и служанка обмякла, страж оттолкнул её от себя. Тело безвольно, с глухой тяжестью рухнуло на пол, из-за глубокого ворота посыпались монеты, со звоном раскатились по полу — столько стоила её жизнь. Продажная шлюха. Маар пожалел, что убил её так скоро. Он перевёл взгляд на управляющего. Мужчина соломиной вытянулся перед стражем, затрясся, осознавая случившееся. Другие слуги забились по углам ещё пустующей харчевни. Подобрав с прилавка тесак, Маар схватил руку мужика, положил на стол, придавил и одним точным движением вонзил остриё в самую середину ладони, вогнав глубоко в дерево. Рёв боли прокатился по пустующим стенам чуть с опозданием. Маар сделал оборот лезвия, прокрутив, делая дыру в плоти шире. Управляющий взвыл, ноги его подкосились, он орал нечеловеческим голосом, по-звериному, смотря на проткнутую клинком руку. Из раны хлестала кровь, растекаясь по высокому прилавку, густо стекая ручьями на пол. Маар так и оставил нож, склонившись, посмотрел на трясущегося в конвульсиях управляющего сквозь пелену гнева.

— Это самое малое, что может с тобой случиться. Молись Бархану, чтобы я не отрубил тебе руку по локоть, а потом и вторую, а потом твою голову, и не повесил на воротах этого двора, — проговорил он так, чтобы слышали все.

Управляющий ревел, он истекал кровью и всё так же корчился от боли, из глаз лились слёзы.

— Я понял, я всё понял, мэниер… Пощади, прошу… Пощади, я не знал, клянусь, — шевелились обескровленные губы, а сам он дрожал, как крыса. — Я разберусь, поубиваю всех, я клянусь.

— Где мои люди?

— Они не выходили ещё, мэниер. Вчера они сидели до поздней ночи… Они много пили… Я не знал. Я правда не знал, эта грязная шлюха продалась, она со всеми трахается… я не мог усмотреть. Но это моя вина. Простите, мэниер, я искуплю… Я всё возмещу.

Маар сжал кулаки. Ему хотелось просто убить, стереть в прах его и всех. То, что случилось, уже не исправить, и возместить нельзя.

— Девушка что была со мной, кто её забрал?

— Да, её увезли лойоны Груива ван Фоглата. Я посылал к вам, слуги стучали, но вы не проснулись. Я не думал… Простите! Мэниер, я ничего не мог сделать, ван Фоглат приказал… Его сын, я видел его, да, это был он. Он забрал её, увёз в повозке… Их двенадцать человек. Они уехали сразу, увезли её, я ничего не мог сделать! Пощадите! Я пытался спросить, но мне ничего не сказали… Я говорил, что эта девушка с вами, я предупреждал, я не знал, что в вино посыпано что-то… Они подослали кого-то из своих… Всё подстроили. Простите, мэниер! Простите… Клянусь, Барханом! Клянусь, что ничего не знал о том, что сотворила, эта…