Избранница
Шрифт:
Где же Лилиан? Она снова подводила ее. Марине хотелось узнать, что происходит с сестрой. Она исцелилась от своей болезни? С нее сняли проклятие? А Патрик? Что будет с Патриком? Марина впутала его в неприятности, но не знала, несет ли за него моральную ответственность. Она твердила себе, что не несет, что Патрик дружок ее сестры, что именно Лилиан затащила его в лес и на нее и ложится ответственность за все случившееся.
«Марина, это эгоистичная и недостойная мысль», — мысленно упрекнула она себя. И к своему изумлению,
Она — Марина? Она — Анхела? Кто она? Она влюблена в Патрика? Он ей кажется полным глупцом и пустозвоном? Ей хочется сбежать? Или ей хочется остаться, чтобы ее обожали и почитали?
Ужас! Ей никогда и в голову не пришло бы, что столь тревожно переживать кризис личности. Ей была нужна Лилиан, чтобы узнать, кто вселился в нее и кто определял ее поступки.
Но Лилиан не появлялась. Придется уживаться с надменным Дианкехтом, который даже собирался проникнуть в ее покои.
— Пожалуйста, оставьте меня на несколько мгновений, мне нужно побыть одной, — молила Марина, удерживая дверь от гофмейстера, напиравшего на нее с другой стороны.
— Вас проводят ваши горничные, — настаивал надоедливый придворный.
— Мне они не нужны, премного благодарю, мне никто не нужен.
— Я настаиваю, протокол велит, чтобы даме прислуживали горничные.
«Разве он не понимает, что я хочу побыть одна? Неужели это так трудно понять?» И тут Марине пришла в голову гениальная мысль.
— Мне наплевать на протокол!
Сказав это, она закрыла дверь перед носом изумленного Дианкехта и зажала рот руками, смущенная этим гениальным выпадом, который случился неожиданно и больше подходил Марине, чем Анхеле.
И хорошо, что она зажала рот. Перед ней открылось ужасное зрелище. Весь пол был усеян мертвыми крысами, и, прежде чем она успела закричать, хотя это было не по ее части, чья-то рука легла на ее руку и знакомый голос прошептал ей на ухо:
— Не кричи, не говори ничего, это Цицерон. Я отпущу твою руку, но, пожалуйста, не выдавай меня!
Рука, схватившая ее, разжалась, и Марина медленно обернулась, не веря своим ушам.
Это был он! Это Цицерон! Ей хотелось броситься в его объятия, расцеловать, сказать, что безумно скучала, сказать, что он ей мерещился в каждом углу, в каждой тени, в каждом кусочке земли, но вместо этого Марина целомудренно улыбнулась и опустила глаза:
— Я рада тебя видеть.
Цицерон очень нервничал, она заметила, что он не знает, куда деть руки, и странно смотрит на нее. Вероятно, его поразила ее красота.
— Кто ты? — спросил юноша с искренним удивлением.
Марина задавалась тем же вопросом, но на всякий случай решила ответить не прямо.
— Это я.
— Я видел, как тебя заколдовали, как ты стала другой. В кого они превратили тебя?
— Скажем… в Анхелу.
И
— Тебе нравится как я выгляжу, правда?
Цицерон умолк, и Марина, ожидавшая радостного согласия, подумала, что он робок, что парни иногда боятся слишком красивых, слишком умных или слишком симпатичных девушек.
— Будь, кем хочешь, только выслушай меня внимательно, — разрядил ситуацию Цицерон.
Марина-Анхела открыла свои небесно-голубые глаза и внимательно смотрела на него.
— Тебя подстерегает опасность. Оонаг собирается отравить тебя и отправить в Царство тьмы.
Марина так и думала.
— Не ешь ничего, не пей ни капли воды, не бери в рот ни щепотки соли. Если ты хоть что-нибудь съешь, ты либо помрешь, как эти крысы, либо станешь пленницей этого мира.
Марина приуныла: она не думала, что опасность так близка. Разве она не находится под защитой Финваны? Неужели у Финваны так мало власти?
Цицерон продолжал давать наставления:
— Я пытаюсь разузнать, как убежать отсюда. Как только узнаю, подам тебе знак. Будь внимательна и не доверяй Оонаг.
Марина хотела спросить о чем-то, но Цицерон не дал ей такой возможности, указав на пол, который был усеян мертвыми крысами.
— Эти крысы отведали закусок, которые приготовила для тебя королева Оонаг. Теперь мы спрячем их, а ты сделаешь вид, будто съела землянику и отравленный мед, а теперь испытываешь недомогание. Королева Оонаг не спустит с тебя глаз. Из-за этого мы окажемся в выигрышном положении, когда перейдем в контрнаступление. Договорились?
Марина и в самом деле испытывала недомогание.
— Ты спас мне жизнь, — робко призналась она и, подобно ангелу, непрерывно захлопала глазами, чему сама очень удивилась.
Неужели она строит ему глазки?
У Цицерона не было времени разбираться в таких хитростях, он стал торопить ее:
— Давай же, и быстрей!
Преодолевая отвращение, Марина приподняла юбку до колен и довольно бодро стала заталкивать мертвых крыс под кровать.
Затем Цицерон положил поднос на столик и дал ей знак сесть.
— Притворяйся и делай вид, что ты наелась. Так у тебя появится повод отказаться от еды во время пира. Ничего не пробуй, даже если будешь умирать с голоду.
Марина беспрекословно повиновалась.
— Почему ты все это делаешь? — тихо спросила она, пытаясь соблазнить Цицерона: то есть она спросила это нежно, с дрожью в верхней губе, так, чтобы ему было легче дать ответ, который, как она интуитивно чувствовала, прозвучит совсем просто: «Ты мне нравишься» или: «Я без ума от тебя».
И это станет прелюдией к поцелую, долгому поцелую.
Однако Цицерон не воспользовался случаем. Прежде чем броситься под кровать, он ответил:
— Ты волнуешь меня больше, чем моя видеоигра.