Избранники светил

Зеленков Василий Вадимович

– Не время.

– Что? – поперхнулся Джуниор.

– Еще не время, – повторил Хаммер. – Каждому человеку есть свой срок и приговор, Барнс. Твой срок еще придет.

Воцарилось молчание; солдаты непонимающе смотрели на товарища, из глаз сержанта исчезло пьяное веселье. Сэм сухо усмехнулся и вернулся к своей койке; растянулся, заложив руки за голову.

Барнс ушел молча, бросив на Хаммера взгляд, из которого исчезло всякое выражение. Остальные разошлись по собственным местам, и больше в этот вечер не прозвучало почти ни слова.

Казалось, конфликт

на этом угас, хотя Сэм нередко чувствовал на себе пристальный, опасный взгляд сержанта. Потянулись дни, и Хаммера вновь затопила спокойная отстраненность… но и ощущение битвы звенело где-то на краю разума. Вплоть до ночи, когда взвод разделился, засев в засады и укрытия. Были спокойные дневные часы. Была вечерняя болтовня с Фрэнсисом, напарником по посту.

А затем ночь обратилась в поле боя, когда внезапная атака вьетконговцев прорвала оборону, и мир вокруг затопили выстрелы, крики и грохот взрывов. Враг перешел в наступление и сделал это умело и жестоко.

Видеть Сэм мог только маленький кусочек боя, то, что обрушилось на их с Фрэнсисом окоп… но почему-то осознавал, что их стрельба и побег как раз перед тем, как прилетит граната – лишь часть куда более крупного и сложного рисунка битвы. Неожиданно ярко вспыхнувшее чутье послушно развернуло перед Хаммером сотни связей, придало значение каждому слышимому выстрелу и взрыву.

Он понимал, что далекий грохот означает гибель азиата-смертника, со взрывчаткой ворвавшегося в командный бункер. Что выстрелы уносят жизни Банни и Джуниора, что Фрэнсис, исчезнувший в темноте, умудрился спрятаться от врага, и что еле слышное гудение – это приближающиеся самолеты, призванные капитаном Харрисом.

А еще Сэм чувствовал, что он переживет этот бой, который он так хорошо понимал. Ночная темнота, торчащие из земли корни, ветви и листья вокруг – все это не мешало ему двигаться и стрелять; сейчас Хаммер самому себе казался то ли совершенной вычислительной машиной, то ли актером, играющим сотни раз отрепетированную роль.

С каждой секундой крепло ощущение того, что он действительно в своей стихии. Что он поступает правильно – и при этом близится к границе, за которой лежит что-то очень важное.

И когда Сэм услышал треск выстрелов, а потом яростный вопль и звуки ударов, то сразу понял, к кому приближается, снимая врагов короткими очередями.

Да, сержант Барнс дрался с вьетконговцами – вернее, как раз добивал врага, вонзив ему в горло лопатку. Движения сержанта потеряли солдатскую отточенность; он бился как зверь, яростно и жестоко.

– Барнс, – окликнул Хаммер, останавливаясь.

Сержант мгновенно обернулся; лицо его исказилось яростью и Барнс замахнулся лопаткой, едва не раскроив Хаммеру череп – но тот успел уклониться, удивительно стремительным движением перехватил и выкрутил руку; лопатка полетела в траву. Быстрый точный удар по ноге сержанта лишил ее подвижности, толчок швырнул на дерево.

– Ну! – выдохнул Барнс, в глазах которого блестели отблески рассекавших ночь очередей. – Ты этого хотел, Хаммер? Давай! Попробуй убить меня!

Солдат смотрел на него, осознавая, что тело привычно скользнуло в боевую стойку, гармоничную и отточенную. Неизвестно где – никто никогда не учил

Сэма Хаммера из Аризоны так сражаться.

– Попробуй! – рычал Барнс. – Скажешь еще, что я погиб в бою!

В бою.

Слова зазвенели в ушах Хаммера, закружились мириадами алых искр в глазах. Лицо исказила странная улыбка – словно творившееся вокруг было шуткой, доступной лишь избранным; кровь на лице сержанта, казалось, засверкала алым сиянием.

– Нет, – промолвил он. – Мне не нужно тебя убивать, Барнс. Просто не обязательно. Ведь тебя не существует.

– Ты свихнулся? – выдавил сержант.

– Нет, все верно, – ответил Сэм, опуская руки и выпрямляясь во весь рост. И в голосе его звучала такая уверенность, что Барнс смог лишь спросить:

– Почему?

Хаммер поглядел на него, отстраненно улыбнулся и произнес:

– Потому что некогда жила дева…

И мир расцвел алыми лентами.

Сияющие полосы кружились вокруг Хаммера, рассекая темноту; он двинулся с места, даже не глядя на землю – и легко переступая корни и тела. Казалось, он чувствует бой, что продолжает кипеть вокруг; онемевший Барнс смотрел ему вслед.

– …чьи битвы увели ее далеко от дома, – продолжил Сэм, проходя мимо тела вьетконговца и рухнувшего неподалеку американского солдата.

Вверху уже гудели самолеты; секунду спустя воздух разрезал вой падающих бомб и взрывы разорвали ночь, перекрывая стрельбу и крики. Но даже на фоне взрывов ясно звучал холодный, спокойный голос:

– Она убила существо, которого более всего страшилась, и завоевала землю, пугавшую ее.

Бомба разорвалась неподалеку, и высокое дерево накренилось в сторону Хаммера; тот не замедлил шаг и с идеальной точностью прошел под ним за долю секунды до того, как ствол рухнул, вздымая пыль.

Сквозь стягивающую лоб повязку, сквозь грязь и пыль, пробивался свет – красный, яркий свет, что сплетался в странную фигуру, замысловатый знак.

Вскинув голову к звездам, Сэм прорычал:

– Пока она сражалась вдалеке – она знала, что ее детям требуется наставление.

Автоматная очередь вспорола воздух и листья; чуть повернувшись, Хаммер встретил ее открытой ладонью, и пули бессильно ударились о нее, разлетелись в стороны, рассыпались по земле.

Порожденное взрывами пламя металось по лесу, окрашивая мир вокруг желто-багровыми отблесками – и вплетаясь в бешеный темно-красный ореол, в ауру, что все сильнее расцветала вокруг солдата, шагавшего сквозь хаос боя.

Она знала, что к ним явились тираны, – лилась с губ чеканная тихая литания, вплетающаяся в грохот бомб. – Она знала, что к ним пришел страх.

С каждым шагом он менялся; кожа стала немного темнее, черты лица заострились, на подбородке густой тенью взошла борода, карие глаза окрасились все тем же отблеском красного огня.

С каждым шагом Сэм Хаммер погибал, растворялся в охватившем его яростном багровом сиянии. И из света войны, среди грохота рвущегося металла, заново рождался тот, кем он был на самом деле.