Избранное 2009-2012

Рубинштейн Анна

белый свет на кровавом подбое плаща

мне отчётливо скажет:

– ну что ты, дурёха?

не реви.

не тоскуй.

позабудь.

не дури.

и не помни, не думай, не слушай, не чувствуй...

посмотри – птица феникс за домом горит –

так бескрыло, бессмысленно, глупо, безвкусно.

безнадёжно надёжный и преданный страх –

несменяемый страж несмываемой боли –

так ли нужен тебе?

на останках костра

не колеблясь, сожги утверждённые роли.

разве

можно так верить любимым рукам?

разве можно так слепнуть от запаха кожи?

я отвечу:

– не знаю...

не знаю пока.

но, наверное, – да.

да, наверное, можно.

растерянное

Бого-творю... Творю из ничего

себе кумира, идола, икону.

Растерянное бабье естество,

поправив потускневшую корону,

неловко суетится у стола,

Ему куски послаще выбирая...

Тупая патефонная игла

мелодию, скрипя, подтащит к краю,

зацепит за оббитый ободок

и – раз! – швырнёт с заезженной пластинки

в сплетение молчащих проводов,

в скучающие тусклые пылинки...

И королева сядет, закурив,

забыв стряхнуть растущий столбик пепла...

Изломанная грубо изнутри,

она устала, выдохлась, ослепла.

Её ежевечернее вдовство,

как бег по опустевшему перрону...

Бого-творю... Творю из ничего

себе кумира. Идола. Икону.

трафаретное

Написано на блиц "В Садах Лицея"

====================================

В тёмной невской воде, чуть забеленной сливками ночи,

утекают стада тонкорунных овец-облаков...

А на Невском, 14, временем-червем подточен,

трафарет нанесён ослабевшей холодной рукой.

Восемь слов чёткой надписью – белым по синему фону.

Восемь слов... Но каких... Артобстрела далёкого гул,

чёрных окон провалы, салазки, снаряды, патроны

и голодная смерть на затоптанном грязном снегу.

Зажигалки, дежурства, чердачные тесные склепы.

В вёдрах – лёд. А на лицах – отчаянный страх не дойти

и презрение к смерти – напуганной, жалкой, нелепой,

поджидающей их на обратном нелёгком пути.

Липкий кубик из жмыха, спасающий жизни людские –

не на день, а на час... Томик Гоголя в жалкой печи.

Луч прожектора, неба сукно разрывающий кием.

И желание жить, от которого не

излечить...

======================================

Табличка "При артобстреле эта сторона улицы наиболее опасна"

Надпись, нанесённая на стену дома № 14 по Невскому проспекту с помощью трафарета во время блокады Ленинграда. Эта надпись была оставлена в память о героизме и мужестве ленинградцев, переживших 900-дневную блокаду.

безгласное

Он сказал, что любит меня счастливой.

Он сказал, что слёзы меня не красят.

Так удобно в мире императива –

наслаждаться тихо своим безгласьем:

не гореть, себе выбирая имя,

не курить, стихам примеряя рифмы,

не болеть бессонницами чужими,

не толкать к вершинам грехи сизифьи,

прирасти-прижаться дичком-привоем,

обживать подстилку собакой щенной...

Сытый раб бывает судьбой доволен,

затянув покрепче тугой ошейник.

Татьяна Пешкова

...он сказал, что речи – это блажь...

слёзы?.. если только очень редко...

и к тому же: мой восьмой этаж,

жутко любопытная соседка,

кофе с сигаретой, бывший муж,

лысый кот и книги по искусству...

он, конечно, тянет этот гуж,

но пора проверить наши чувства...

почему-то всё не как у всех?..

может быть, мои стихи виною?..

их писать – десятый смертный грех...

...да, малыш, ты счастлива со мною?..))))))))

==========================

Питон22

Знаешь, слёзы прощают слабым.

Не прощают их только сильным.

Их прощают зарёвам-бабам

Бестолково-императивным.

Их прощают. Не знаю, впрочем,

Для чего прощение нужно.

Имя выбрано. Мир порочен,

И бессонницами остужен.

Нарисую мелком окружность –

Не прикупишь за рупь, за двадцать.

В миску тычется неуклюже

Сытый раб. А куда деваться?

============================

Марина Проклова

Всё равно, как выглядит мой ошейник.

Кто б мне раньше сказал – насмешил изрядно.

Я на пальце кольцо/на плече лилейник

От тебя приму одинаково жадно.

Хочешь – мантию, хочешь, хоть саван шей мне –