Избранное дитя, или Любовь всей ее жизни (Привилегированное дитя)
Шрифт:
— Вы писали другому мужчине. И надеялись утаить это письмо от меня. — Его голос был тихим, но странно пугающим. — Мне пришлось арестовать Джимми Дарта. Я следил за ним уже давно, я знал, что вы готовы предать меня в любую минуту. Я был готов к вашей неверности.
Я хватала воздух ртом, подобно выброшенной на берег рыбе.
— Ричард, — умоляюще произнесла я.
Его глаза сверкали, как сапфиры. Он был моим мужем и моим хозяином. Он был сквайром. И знал это.
— Я не потерплю этого, Джулия, — просто сказал он.
Он
— Я этого не потерплю, — повторил он, как бы впечатывая в мой мозг свои слова. — Вы хотели, чтобы я женился на вас. И теперь, когда мы женаты, вы должны вести себя как порядочная жена. Вы никогда не будете писать другому мужчине и обсуждать с ним наши дела.
Он немного подождал, не буду ли я жаловаться. Но я молчала. Обрывки письма лежали передо мной на столе и молча говорили мне, что я побеждена. Я смотрела на них и думала о том маленьком письме, которым я надеялась спасти Ральфа. Я знала, что ничто уже не спасет меня, но я надеялась спасти Ральфа, а вместе с ним и Вайдекр от гибели.
— Вы должны знать свое место, Джулия, — тихо добавил Ричард.
И я покорно наклонила голову. Я уже знала его.
С этого момента я больше не вставала по утрам. Чичестерский акушер советовал мне воздержаться от долгих прогулок, и погода стала ужасной, так что я перестала искать покоя среди прекрасных медных буков и доброго бормотания Фенни. Я подолгу оставалась дома.
Я перестала вставать за почтой. Несколько дней мне не хотелось вставать совсем. Я лежала в маминой кровати, поскольку Ричард настоял, чтобы я переехала в лучшую комнату в доме, и, глядя в потолок, следила, как по утрам он бывает серым, к полудню становится знакомо желтым, а в сумерки опять сереет и сереет на глазах.
Никто не беспокоил меня. Никто не докладывал мне новости из Экра. Я ничего не слышала о Ральфе. Я ничего не слышала о земле. Я лежала как кит, выброшенный на берег, и не могла пошевельнуться.
Самое большое усилие, которое я могла сделать над собой, это встать с постели и спуститься к обеду, чтобы Ричард, возвратившись домой, не стал подниматься ко мне в комнату. И даже там я не могла найти в себе силы позвонить, чтобы принесли свечи, и сидела в свете горящего камина, следя за отблесками пламени. Погрузившись в полудрему, я лениво размышляла о том, что станет со мной, когда время ожидания кончится и чувство, что я тону, оставит меня.
— Сидишь в темноте? — громко спросил Ричард.
Дверь отворилась так тихо, что звук его голоса заставил меня подпрыгнуть, а мое сердце онеметь от страха.
— Должно быть, я задремала у камина, — виновато проговорила я. — Уже так темно.
— Мне сказали, что приближается буря — заметил Ричард.
Он подошел к огню и, приподняв фалды сюртука, стал греться. Я сидела в низком мамином кресле, и он возвышался надо
— По дороге я встретил доктора Пирса, — сказал Ричард, одновременно звоня, чтобы принесли свечи. — С ним был молодой пастор, его друг. Я пригласил их обоих отобедать у нас.
— Сегодня? — удивилась я.
Миссис Гау имела обыкновение составлять меню на неделю, но вряд ли она упустит случай блеснуть перед Ричардом своим искусством.
— Да. Они обещали быть в четыре, после обеда мы можем сыграть партию в вист.
Я взглянула на часы над камином. Было уже десять минут четвертого.
— Я пойду сообщу об этом миссис Гау, — сказала я и тяжело поднялась с кресла. — К тому же мне надо переодеться.
— Непременно. Мне надоело видеть тебя все время в одном и том же платье. И что хуже всего, ты стала ужасно толстой.
Я замерла. Может быть, из-за моего положения, может быть, из-за того, что меня неожиданно разбудили, но грубость его тона внезапно вызвала слезы у меня на глазах. Рядом не было ни мамы, ни Ральфа, а если еще Ричард будет мучить меня, то жизнь станет просто невыносимой.
— О, Ричард, — с упреком проговорила я. — Я не толстая, я беременна твоим ребенком. Похоже, что ребенок будет большим.
Ричард продолжал неподвижно стоять у стены. Причудливая игра пламени сделала отбрасываемую им тень ужасающе огромной.
— Пусть, но, по мне, ты отвратительно толстая, — жестоко продолжал он. — Ступай прикажи миссис Гау подавать обед на четверых, а сама переоденься в подходящее вечернее платье. И надень хотя бы какие-нибудь драгоценности к нему. Мы обедаем дома, в конце концов, и доктор Пирс не станет возражать.
— У меня, прежде всего, нет никаких драгоценностей, — тихо проговорила я.
Я подумала о мамином розовом жемчуге, который украл грабитель. Она всегда говорила, что оставит его мне по завещанию. Теперь она мертва, а ожерелье, наверное, валяется в какой-нибудь грязной лавчонке, заложенное за стакан вина, и я больше никогда не увижу ни его, ни моей мамы.
— По крайней мере, надень то нарядное платье из блестящего шелка, — продолжал командовать Ричард. — Я поднимусь к тебе, когда вымоюсь и переоденусь сам.
Я послушно кивнула и выскользнула из комнаты. Я передала приказание миссис Гау и увидела последовавший за тем взрыв активности. По тому, как она застучала сковородками, я поняла, что обед будет под стать королевскому столу и что кухня стала небезопасной для меня территорией.
Я поднялась к себе и вызвала Дженни. Последнее время я не могла принимать горячие ванны, поскольку не помещалась в саму ванну. И сейчас я, нагнувшись, встала над тазом, пока Дженни осторожно лила воду на мои плечи и грудь.