Избранное: Проза. Драматургия. Литературная критика и журналистика

Гриценко Александр Николаевич

Его поразил тот факт, что он не чувствует языком зуб, а чувствует коронку. Это ему показалось очень странным. Он нервно задрожал…

И тут почему-то понял, что в его жизни поменялось не только это, но и всё, в том числе и он сам.

Чёртова коронка внесла и в его душу инородное.

Он снова пощупал языком коронку и понял, что ничего вернуть нельзя.

Прошёл день. И сначала Соломон не понимал, что поменялось в нём, пока не встретил на улице родного города Биллингса симпатичного юношу.

Встретив мальчика, он захотел его трахнуть.

Желание Соломон в себе задавил,

но вскоре у него не получилось с женщиной. И ещё не получилось, и он снова захотел мужика…

Пришлось поделиться бедой с Симоном, которому радоваться, собственно говоря, было нечему. Теперь они оба хотели друг друга как женщин.

Они стали изгоями, извращенцами, которые не хотели идти на уступки – скажем, договориться кто кого по очереди, а значит, не могли помочь друг другу.

Неожиданно выход нашёлся. Как-то, напившись, они изнасиловали и убили бомжа-афроамериканца. На утро, проснувшись, они поняли, что обрели счастье.

Они недоумевали: как им раньше не приходило в голову, что можно найти такой простой выход?

Они стали насиловать и убивать людей. Это объединило их как никогда, они стали больше чем любовниками.

И вот тогда они отправились в путешествие по Европе. Потому что непатриотично убивать граждан Соединённых Штатов.

Но и европейцев нельзя убивать просто так, решили они.

К каждому убийству и изнасилованию они придумывали повод. Этот бросил не там окурок и загрязняет природу, тот напился – потерял человеческий облик.

Антон в их понимании в автобусе оскорбил девушку – совершил поступок, недостойный мужчины, со всеми вытекающими. И его нужно было убить. Поэтому они следили за этой парочкой…

Из цикла рассказов «Сны»

В тоннеле

(Написано в соавторстве с сетевым писателем Алексеем Толкачёвым)

Часто бывает – утром в метро едет поезд. И вдруг где-то посреди чёрного тоннеля между станциями он ни с того ни с сего останавливается. И сразу тишина. Слышно, как у студента в другом конце вагона в наушниках плеера музыка играет. Потом кто-нибудь возмутится. «Господи! – скажет. – На работу опаздывают люди же…» Но этот упрёк звучит робко так, скромно, вполголоса.

Поезд постоит минуту-другую и едет дальше.

Зачем он останавливался посреди тоннеля? Чего ждал?

Он пропускал детей. Через пути переходили дети.

Подземные дети ходят в основном, конечно, ночью. Но немного ещё и утром. Вечером очень редко, днём – никогда.

Идут они и сами не знают куда. А выглядят так, словно детский сад переходит проезжую часть или школьники младших классов. Только ведёт их не воспитательница и не физрук, а плюшевый мишка с оторванной лапой.

Всё это видят только машинисты. И тени на стене тоннеля, если ехать в начале первого вагона, иногда видны. Посмотрите, если хотите. Я, когда узнал, стал приглядываться и несколько раз видел.

Потому-то все машинисты метрополитена пьют.

После смены – сразу полный стакан. Глядишь, немного отпустило, посидишь, покуришь – и ещё грамм сто…

А дети ходят. Ночью в основном и утром иногда. Куда идут?

Дети как во сне: на лицах улыбки блаженные. Не идиотские, а такие… Так младенец только может улыбаться.

Иногда остановятся на путях и на поезд смотрят. И машинист на них смотрит, взгляд оторвать не может. Так и глядят друг на друга: дети улыбаются, машинист плачет. Потом мишка обернётся, посмотрит на машиниста хмуро, детям сделает знак – пошли, мол, дальше, не надо тут стоять. Медведь, кажется, понимает, что делает, зачем и куда детей ведёт.

Когда утром, в час пик, переполненный вагон вдруг останавливается посреди тёмного тоннеля, не пугайтесь, не ругайтесь, не думайте о том, что опаздываете на работу. Поплачьте. Не о детях – они счастливы. Не о мишке – он ведёт счастливых детей. Не о машинисте – он сам о себе плачет.

О себе поплачьте. Себя пожалейте.

Мальчик с разбитыми коленками

Тайная комната есть в каждой средней школе. Обычно она находится там, где раздевалка, и если прислушаться, то за стеной можно различить шорохи и скрип гусиного пера по бумаге – это шумят Отверженные. Они Изгои на время, лишь пока не достигнут возраста инициации, а завтра именно эти дети станут президентами, министрами, олигархами, на худой конец, губернаторами. Их выбрали управлять миром. Хотя и среди них есть свой отбор, и не все будут занимать большие посты – не выдержат конкуренции.

Отверженные есть в каждой школе: их презирают сверстники, над ними издеваются на переменах. Но это не страшно – так надо. Они должны пройти через страдания, чтобы стать жестокими. Они должны учиться жизни и наукам.

Изгоями становятся редкие счастливцы, которых выбирают ещё в начальной школе педагоги, вызывающие ужас: некрасивые учительницы с безучастным взглядом и учителя с механическими неживыми движениями. Школьника ставят перед выбором: либо он станет тем, кем ему предлагают, либо умрёт от страшной болезни. Кстати, соглашаются не все: мешает первобытный страх, его можно сравнить только с тем чувством, которое испытывает человек перед первой половой близостью. Но это сильнее.

Наводит ужас не только преподаватель, но и кабинет. В нём холодно, бездушно, пусто, как на Луне…

Как бы ни ответил ученик, педагог сделает некое подобие улыбки, подойдёт и погладит ребёнка по голове, и от этого в нутро проникнет абсолютный вакуум, от которого сожмутся внутренности, и даже сердце скакнёт и остановится, а во рту высохнет. Только если ребёнок наблюдателен, то он сможет понять, что стало тому причиной: тело учителя ничем не пахнет, запаха нет, – и это отчётливо чувствуется в кабинете, где тихо и пусто, где каждый предмет вызывает острую тревогу.