Как сорок лет тому назад,Я вымок под дождем, я что-тоЗабыл, мне что-то говорят,Я виноват, тебя простят,И поезд в десять пятьдесятВыходит из-за поворота.В одиннадцать конец всему,Что будет сорок лет в грядущемТянуться поездом идущимИ окнами мелькать в дыму,Всему, что ты без слов сказала,Когда уже пошел состав.И чья-то юность, у вокзалаОт провожающих отстав,Домой по лужам как попалоПлетется, прикусив рукав.
«Хвала измерившим высоты…»
Хвала измерившим высотыНебесных звезд и гор земныхГлазам — за свет и слезы их!Рукам, уставшим от
работы,За то, что ты, как два крыла,Руками их не отвела!Гортани и губам хвалаЗа то, что трудно мне поется,Что голос мой и глух и груб,Когда из глубины колодцаНаружу белый голубь рветсяИ разбивает грудь о сруб!Не белый голубь — только имя,Живому слуху чуждый лад,Звучащий крыльями твоими,Как сорок лет тому назад.
«Стихи попадают в печать…»
Стихи попадают в печать,И в точках, расставленных с толком,Себя невозможно признатьБессонниц моих кривотолкам.И это не книга моя,А в дальней дороге без веселИдет по стремнине ладья,Что сам я у пристани бросил.И нет ей опоры верней,Чем дружбы неведомой плечи.Минувшее ваше, как свечи,До встречи погашено в ней.
Зимний день
1971–1979
«И это снилось мне, и это снится мне…»
И это снилось мне, и это снится мне,И это мне еще когда-нибудь приснится,И повторится все, и все довоплотится,И вам приснится все, что видел я во сне.Там, в стороне от нас, от мира в сторонеВолна идет вослед волне о берег биться,А на волне звезда, и человек, и птица,И явь, и сны, и смерть — волна вослед волне.Не надо мне числа: я был, и есмь, и буду,Жизнь — чудо из чудес, и на колени чудуОдин, как сирота, я сам себя кладу,Один, среди зеркал — в ограде отраженийМорей и городов, лучащихся в чаду.И мать в слезах берет ребенка на колени.
«Мне другие мерещатся тени…»
Мне другие мерещатся тени,Мне другая поет нищета.Переплетчик забыл о шагрени,И красильщик не красит холста,И кузнечная музыка счетомНа три четверти в три молоткаНе проявится за поворотомПеред выездом из городка.За коклюшки свои кружевницаПод окном не садится с утра,И лудильщик, цыганская птица,Не чадит кислотой у костра,Златобит молоток свой забросил,Златошвейная кончилась нить.Наблюдать умиранье ремесел —Все равно, что себя хоронить.И уже электронная лираОт своих программистов тайкомСочиняет стихи Кантемира,Чтобы собственным кончить стихом.
Феофан Грек
Когда я видел воплощенный гул,И меловые крылья оживали,Открылось мне: я жизнь перешагнул,А подвиг мой еще на перевале.Мне д'oлжно завещание могил,Зияющих, как ножевая рана,Свести к библейской резкости белилИ подмастерьем стать у Феофана.Я по когтям узнал его: он лев,Он кость от кости собственной пустыни,И жажду я, и вижу сны, истлевНа раскаленных углях благостыни.Я шесть веков дышу его огнемИ ревностью шести веков изранен.— Придешь ли, милосердный самарянин,Повить меня твоим прохладным льном?
Пушкинские эпиграфы
I. «Почему, скажи, сестрица…»
Спой мне песню, как синица
Тихо з'a морем жила…
«Зимний вечер»
Почему, скажи, сестрица,Не из Божьего ковша,А из нашего напитьсяЗахотела ты, душа?Человеческое телоНенадежное жилье,Ты
влетела слишком смелоВ сердце тесное мое.Тело может истомиться,Яду невзначай глотнуть,И потянешься, как птица,От меня в обратный путь.Но когда ты отзываласьНа призывы бытия,Непосильной мне казаласьНоша бедная моя, —Может быть, и так случится,Что, закончив перелет,Будешь биться, биться, биться —И не отомкнут ворот.Пой о том, как ты земнуюБоль, и соль, и желчь пила,Как входила в плоть живуюСмертоносная игла,Пой, бродяжка, пой, синица,Для которой корма нет,Пой, как саваном ложитсяСнег на яблоневый цвет,Как возвысилась пшеница,Да побил пшеницу град…Пой, хоть время прекратится,Пой, на то ты и певица,Пой, душа, тебя простят.
II. «Как тот Кавказский Пленник в яме…»
…Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты…
«К***»
Как тот Кавказский Пленник в яме,Из глины нищеты моейИ я неловкими рукамиЛепил свистульки для детей.Не испытав закала в печке,Должно быть, вскоре на кускиЛомались козлики, овечки,Верблюдики и петушки.Бросали дети мне объедки,Искусство жалкое ценя,И в яму, как на зверя в клетке,Смотрели сверху на меня.Приспав сердечную тревогу,Я забывал, что пела мать,И научился понемногуМне чуждый лепет понимать.Я смутно жил, но во спасеньеДуши, изнывшей в полусне,Как мимолетное виденье,Опять явилась муза мне,И лестницу мне опустила,И вывела на белый свет,И леность сердца мне простила,Пусть хоть теперь, на склоне лет.
III. «Разобрал головоломку…»
Что тревожишь ты меня?
Что ты значишь…
«Стихи, сочиненные ночью во время бессонницы»
Разобрал головоломку —Не могу ее сложить.Подскажи хоть ты потомкуКак на свете надо жить —Ради неба, или радиХлеба и тщеты земной,Ради сказанных в тетрадиСлов идущему за мной?Под окном — река забвенья,Испарения болот.Хмель чужого поколеньяИ тревожит, и влечет.Я кричу, а он не слышит,Жжет свечу до бела дня,Будто мне в ответ он пишет:«Что тревожишь ты меня?»Я не ст'oю ни полсловаИз его черновика,Что ни слово — для другого,Через годы и века.Боже правый, неужелиВслед за ним пройду и яВ жизнь из жизни мимо цели,Мимо смысла бытия?
IV. «В магазине меня обсчитали…»
Я каждый раз, когда хочу сундук
Мой отпереть…
«Скупой рыцарь»
В магазине меня обсчитали:Мой целковый кассирше нужней.Но каких несравнимых печалейНи дарили мне в жизни моей:В снежном, полном веселости мире,Где алмазная светится высь,Прямо в грудь мне стреляли, как в тире,За душой, как за призом, гнались;Хорошо мне изранили телоИ не взяли за то ни копья,Безвозмездно мне сердце изъелаДрагоценная ревность моя;Клевета расстилала мне сети,Голубевшие, как бирюза,Наилучшие люди на светеС царской щедростью лгали в глаза.Был бы хлеб. Ни богатства, ни славыМне в моих сундуках не беречь.Не гадал мой даритель лукавый,Что вручил мне с подарками правоНа прямую свободную речь.