Избранное в 2 томах. Том 2
Шрифт:
— Нет! — серьезно возразил майор. — Это наблюдение: верность в супружеской жизни так же свойственна немецкому характеру, как французскому, например, свойственна неверность.
— Думаю, — тоже серьезно сказала Ольга, — что это наблюдение невысокого качества.
— Немцы любят своих жен, — упрямо повторил майор.
«И от этой верной любви рождают фашистских молодчиков!» — сказала про себя Ольга. Майору она ответила:
— По правде говоря, меня мало интересует проблема верности или неверности в любви у немцев. Я вообще полагаю, что такие абстрактные обобщения —
Майор курил, добросовестно обдумывая слова Ольги. Он не заметил, что в разговоре наступила пауза. Приглушенно звучала грустная мелодия какой-то неизвестной симфонии. Стрелка на шкале стояла на длинных волнах совсем налево. Ольга вспомнила: там Бухарест. Совсем рядом, — стоит только чуть-чуть пододвинуть стрелку, — радиостанция имени Коминтерна! Без двадцати четыре. Сейчас Ольга подойдет и передвинет стрелку на Москву. Майор действительно сошел со страниц Ремарка, а теперь верно служит Гитлеру, как когда-то кайзеру Вильгельму.
Майор вдруг сказал:
— И вот я чувствую в своем сердце влечение к вам, фрейлен Ольга. Это — неверность?
— Хуже, — сказала Ольга, — это измена вашему национальному характеру.
Про себя она подумала: «Он таки немец из старых моральных прописей, ему непременно надо разложить по полочкам свои чувства и прилепить к каждому аптечную сигнатурку: дас ист верность, дас ист неверность, дас ист любовь, дас ист нелюбовь!»
Ольге стало досадно: ради исполнения своего подпольного задания она предпочла бы вытерпеть ухаживания, пусть самые вульгарные, какого-нибудь неотесанного ефрейтора, чем вести любовную игру с этим смиренным барашком, с этим существом, не лишенным элементарных человеческих чувств, которое отвечает, однако, перед нею за миллионы зверски замученных гитлеровцами людей, за сотни варварски сожженных и разрушенных городов и сел.
— Фрейлен! — сказал майор. — Я должен рассказать вам о своей жене. Это не оскорбит вас? Интересно ли это вам?
— Расскажите, — согласилась Ольга и посмотрела на часы. У нее еще было время. Она отпила вина и взяла соленое печенье. Она наестся сейчас печенья и шоколада, потому что все это только военные трофеи. Военные трофеи Ольги в ее битве с майором Фогельзингером. «Какой же я стала циничной! — поморщилась Ольга. — Будь она проклята, эта жизнь! Нет, не надо ее проклинать».
— Моей жене тридцать один год.
— Хорошая женская пора, — сказала Ольга.
— У нее голубые глаза, русые волосы, узкая нога, тонкие длинные пальцы, стройная фигура, узкий таз…
Майор произносил эти слова мечтательно, вполголоса. Ольга с трудом сдерживала улыбку: она читала где-то составленное в таком духе описание внешнего вида симментальских коров. Любопытно, что же за душой у этой Гретхен или Лотхен?
— Лотта высокого роста! — гордо закончил майор.
«Хундерт зибциг!» — так и подмывало ее сказать, но она сдержалась, только сделала гримасу.
— Что вам не понравилось? — насторожился
— Какая профессия у вашей жены? — спросила Ольга.
— Что? — удивился майор. — Профессия? Я человек состоятельный, и моей жене не нужна профессия.
— Она нигде не работает?
— О фрейлен, я покончил бы с собой от позора, если бы моей жене пришлось зарабатывать на себя!
— Что же она делает, ваша жена? — насмешливо спросила Ольга.
— О! — сказал майор. — У моей жены есть чем заполнить досуг! Она немного музицирует, немного рисует, немного вышивает шелком, любит цветы, отдает дань увлечению спортом — летом яхта, зимой — коньки…
— Она и вас любит — немного?
Майор не уловил иронии Ольги. Он ответил серьезно:
— Она меня очень любит, фрейлен.
— Что у нее есть, кроме досуга? — снова насмешливо спросила Ольга.
— Вы спрашиваете, фрейлен, о наших достатках?
— Нет, я спрашиваю о недостатках.
— Простите? — переспросил майор. — Я вас не понял.
— Есть ли у вашей жены какие-нибудь обязанности? — спросила Ольга.
— Ах, фрейлен, — сказал майор, — женские обязанности всем известны, важно только, чтобы к ним относились не как к долгу, а как к естественной потребности.
— У вашей жены дело обстоит именно так?
— Именно так, фрейлен! За это я ее и люблю.
— Великолепно! — сказала Ольга. — Ах, как это великолепно, что вы даже знаете, за что именно ее любите! Это только у расово неполноценных людей бывает так, что они любят, не зная точной цены своей любви, потому что они просто — любят.
Майор наконец почувствовал иронию Ольги.
— Мы не о том говорим, фрейлен, — сухо сказал он, — я говорю о жене и о любви, а не о политике.
— Я тоже о жене и о любви, а не о политике, — с вызовом сказала Ольга, но тотчас опомнилась: пожалуй, она слишком несдержанна и этим может только повредить себе. Надо остерегаться, надо следить за собой! — Мне только странно, что женщина живет, ничего не делая.
— Для женщины труд — проклятие, — произнес майор. — Так сказал Заратустра.
Ольга с облегчением вздохнула. Майор самый обыкновенный, только лакированный экземпляр отсталости, тупоумия и самодовольства. Теперь Ольга могла играть с майором: лицемерить, флиртовать, притворяться…
— А если у женщины есть призвание? — с притворной робостью спросила Ольга.
— О! Вы, вероятно, имеете в виду актрис, балерин, что-нибудь в этом роде? Это, фрейлен, совсем другое дело! Это только гипертрофированное свойство женской натуры — украшать и разнообразить жизнь!
— Украшать и разнообразить мужскую жизнь?
— Вообще жизнь, — не заметил майор иронии Ольги. — А жизнь это ведь и есть сочетание мужчины и женщины.
— Итак, мужчине, хочешь не хочешь, а приходится все-таки работать? — со всей доступной ей наивностью спросила Ольга. Смех душил ее, она глумилась над майором. — А для мужчин — труд не проклятие?
— Да, — сказал майор, запнувшись, но тотчас отбросив сомнения. — Но труд бывает разный, он зависит от одаренности, от наследственного…